После занятий весной Иван решил сбежать из училища: подготовился уже, но как-то узнали о его беде, потому что еще нескольких «фабзайцев» терроризировали те хулиганы. Тогда обсуждали происшествие на совещании — и сейчас говорят. И главное действующее лицо — он…
Он не вырос под два метра, хоть и стал сильным мужчиной, а на душе было так же неспокойно, как и у того маленького мальчика.
— Я по себе считаю, что к учащемуся надо искать подход. Некоторый педагогический опыт открыл мне глаза на истину. Может быть, кому-то покажется смешным, что только теперь ясно ощутил это. — Аполлинар Константинович снял очки, неторопливо носовым платком вытер их. — Я был у Ивана Александровича в группе. Точнее, с ним четверть ее. Однако какие выводы я сделал? Мастер, бывший моряк, и там на месте делает свое дело… так, как надлежит быть. Учащийся Криц, с которым произошел этот случай, и ранее не вызывал у меня уважения…
Они с Аполлинаром Константиновичем были в больнице и видели Крица, который весело блеснул им незабинтованным глазом. Два часа ждали, чтобы увидеть врача, и когда тот, спеша в операционную, на ходу бросил им: «Ничего с ним не сделается», у Ивана Александровича отлегло от сердца. Навестил он и мать Крица, успокоил ее и даже переночевал в доме, потому что опоздал на последний автобус, который шел в город.
— Видишь, все идет нормально, — зашептал на ухо Петрович.
Но опять тревожно стало на душе, когда вспомнил группу.
Успокаивало только, что там Федор Розум. Не мог подвести этот парень, да и прошло всего три дня. Очень короткий срок, чтобы что-то серьезное произошло, но и достаточный, ведь там молодые ребята — ветер еще в головах.
— И все же мастера надо наказать, чтобы это стало уроком для других, — встала с места Елизавета Васильевна. — Кто еще хочет выступить?
— Можно мне? — попросил Иван Александрович, хотя раньше не собирался выступать.
В зале было душно, и он расстегнул рубашку, поставил ближе к себе стакан с водой.
— Мне тяжело, что этот неприятный случай был с моим учащимся. Три года я работаю здесь и кое-что, как говорил Аполлинар Константинович, изучил. Прежде я занимался молодыми матросами и думал, что трудно воспитывать из них зрелых воинов. Теперь понял, что ошибался. Но такая наша работа, и я горжусь ею. Если заслуживаю наказания, на это воля начальства.
— Почему занимались не своим делом? — крикнул кто-то из зала.
У Ивана Александровича потемнело лицо, и он глухо сказал:
