Ее тело сотрясается от смеха.
– Слышь, ты меня не суди. Трусы у Кена такие, что не снимешь. Что остается делать в такой ситуации девочке? – спрашивает она, в объятиях поворачивается ко мне, опоясывает меня руками и льнет щекой к груди. – Я ж была единственным ребенком у двух трехнутых родителей. Если, конечно, мне не хотелось торчать с матерью в подвале и накуриваться травкой, то чем еще можно было заняться, как не устраивать оргии с Барбями?
Я засмеялся в тон ей и принялся медленными кругами оглаживать руками ее спину.
– Знаешь, можешь когти рвать. Хоть сломя голову, как в мультиках, чтоб от тебя только контур в двери остался. Винить не стану. – Поднимает на меня взгляд и улыбается. Только я догоняю: она это типа серьезно.
– Послушай меня. Ничто не имеет значения, кроме тебя, меня и Гэвина. Нет абсолютно ничего, чем кто угодно из наших с тобой родных в силах порушить это.
«Проси ее выйти за тебя замуж. Прямо сейчас!»
– Клэр…
– Не говори этого, – предостерегает она.
«Что еще за бенать? Она мысли мои читает, что ли? Клэр, кивни разок, если слышишь меня».
– Не уверяй меня, что это пустяки и тебе по фигу, что думают твои родители.
«Уф, слава богу».
– Отлично. Этого я не скажу. Просто я так думаю.
«Ты выйдешь за меня? Выйдешь за меня замуж? Ну почему, бенать, это так трудно выговорить? Сейчас ведь нет ничего более важного, чем задать этот, блин, вопрос!»
Вдруг брови у нее заходили, и она говорит:
– Пришла отличная мысль. А давай ты напрочь разгонишь все мои думы тем, что нежно отдрючишь меня прямо на кухонной стойке.
Лады, может, это и закончится предложением.
Не успел я ее удержать… а‑а, кому я лапшу на уши вешаю? Будто я и вправду удержу ее от того, чтобы трахнуться со мной на кухне. Она приподнимается на цыпочки и прижимается губами к моим. Поцелуй распаляет быстро, и ее язычок пошел гулять у меня во рту, ну и у меня тут же – столбом. Я оторвался от ее губ ровно настолько, чтобы подсадить ее на стойку рядом с раковиной. Ее ноги обхватывают меня по поясу, а руки возятся, расстегивая мои джинсы. Я и дух перевести не успеваю, как рука ее оказывается у меня в трусах, ладонью облегая напрягшийся член.
– Бенать, – бормочу, сходясь с нею лоб в лоб, пока она мучительно медленно оглаживает маленькой своей ручкой от самого основания до кончика. От движения ее руки у меня бедра заходятся, скольжу ладонями по ее голым ногам, пальцы неспешно пробираются ей под юбку, пока я не хватаюсь на ее бедрах за тесемки, которые называют трусиками.
