Петерс, плача, висела на плече явно неуютно чувствующего себя Альберта. По другую руку от него, подхватив сына под локоть, нетвердо стояла Марта.
Больше никого не приглашали, остальные стянулись сами по себе, просто потому что знали Лиама, или тепло относились к Тилю, или пришли поддержать оставшиеся без главы семьи, или потом обещали стол, или что-то еще. Было странно людно, будто весь город собрался.
Марта держалась за сына, чтобы не упасть, и только кивала, когда к ней подходили, трясли за руку, говорили, говорили, говорили.
Безликой тенью появился Маркес. Один, без жены и дочки. Речитативом прочел что-то себе под нос, присел, подобрав темный балахон, прибил к вертикальным доскам по две дощечки поменьше.
Выполнив свой долг, ушел.
На символичное место, которое должно было занимать захоронение двух взрослых мужчин, навалили камней. Подняли и установили своеобразные памятники. Вбили их в землю, хотя какая она там, эта земля. Горцев хоронили в горах.
На дощечках стояли выжженные имена.
Под ними, там, где обычно ставили дату, были дощечки побольше.
Лиам Мартенс
Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью. (Пс. CXXV, 5)
Тиль Якобс
Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. (Иов. I, 21)
Маркес настоял на этом. На всякий случай. Никто ведь не знает, как они умерли. В самом деле, никто не знает. Ничего не знает. Маркес вообще был мрачен и требовал доказательств, что это не самоубийство.
Доказать ни Марта, ни Йохан ничего, конечно, не смогли, но Йохан как-то решил эту проблему. Ничего не сказал, но Маркес пришел, принес освященные таблички, сделал свое дело и ушел. Оно и к лучшему.
Первой ушла Лиа со своей семьей, увела за собой людей. За ней интуитивно потянулись, как за единственным светлым человеком в поблекшем мире.
– Давай не пойдем к ним, – тихо попросил Альберт, поддерживая Марту. – Сейчас бы до дому дойти.
– Нет, пойдем, – прошептала та, бессильно цепляясь за сына дрожащими пальцами.
Альберту стало страшно, когда он понял, что идти она просто не может. Что ее так подкосило? Смерть Лиама? Уход Юнги? Так ведь остался еще он, он и Карел. И они никуда не уйдут. Никогда.
– Мама, – он вздохнул и осторожно повел ее прочь от кладбища.
Вместе с надвигающимся сумраком на город налетел гул от Завода. Он то звучал громче, то тише, приближаясь и удаляясь. От стены первого дома отделилась дрожащая фигурка.
– Можно, я вас провожу?
– Не нужно, – Марта улыбнулась бледной заплаканной Петерс. – Альберт, проводи девочку домой, я сама дойду.
