– Извини, отвлекают. Так. Я повешу тебя на неделю, а может и на две. Но с тебя приличные рамы. Нет рам – нет выставки. Фотки сам отбери, штук десять-двенадцать, только без порнухи. Размер тоже чтоб нормальный был, чем больше, тем лучше. Открытие в субботу в пять, будь обязательно. Пригласи подружку, если хочешь. Есть подружка у тебя? Не робей! Бесплатно пожрёте, за счёт заведения, – и он встал, непроницаемо улыбаясь.
Естество или маска? Вадим шёл сквозь ресторанный зал, сглатывая от запахов. Может, он надевает эту простецкую маску, чтобы нравиться людям? Массы уважают грубость. Устраивает же он зачем-то эти выставки? С другой стороны, он видел, что я не. Но маску не снял. Вадик!
2. Разве тебе не понравилось?
Вадиком его звали ещё в школе. Гадкая кличка, гадкая школа, гадкое время. Всё, напоминавшее о тех годах, он не любил, в том числе имя «Вадик». Оно казалось ему инфантильным. И вообще, он всегда недоумевал, когда кто-то чувствовал ностальгию по школьным годам. Пустое! Он не завёл сердечных друзей, не влюбился, не увлёкся спортом, не преуспел ни в одном из предметов. Ему нравились рисование и химия, но умеренно, скорее своими побочными результатами. Рисование – нежные акварельные пятна, взаимопроникающие друг в друга по неровным границам, химия – кислоты и кристаллы солей в баночках, растворяющиеся, оставляющие после высыхания шероховатые следы на стекле. Лучшее, что было в школе! Остальное – серо. Унылые летние лагеря, пресная столовая. Длинные дребезжащие звонки, ковыляющая сторожиха в ватнике. Сколотые уголки парт, тесные туалетные кабинки, текущие из авторучек чернила. Школа пролетела мутной тенью и ассоциировалась у Вадима только с промозглыми осенними утрами.
Хотя дома всё было хорошо. Родители его любили, звали Вадей, старательно кормили, чтобы вырос красивый. Каждый год покупали новый школьный костюм, а не так, как другим детям – на вырост на два класса вперёд, помогали делать домашние задания, мягко журили за двойки, водили в кино и в кафе. Они не требовали от него многого, и благодаря этому подростковый переходный возраст прошёл у Вадима мягко, без бунтов, без дурных компаний и без побегов из дома. До самого поступления в институт он охотно проводил время с папой и мамой, играл с ними в Монополию, гулял в ботаническом саду и ничуть не стеснялся «предков», как многие его одноклассники.
Он не знал, куда поступать, и поступил в радиотехнический, по примеру папы. Элегантно полный, в больших очках, с мягкими волосами и квадратными ногтями, Вадим казался очень спокойным и уравновешенным парнем, но к середине первого курса внутри него начало расти какое-то непонятное беспокойство, неудовлетворённость. Поначалу это находило выход в кино: он вдруг стал запоминать актёров и режиссёров, волновался и остро переживал сюжеты; возбуждённо вытягивая длинные губы, обсуждал с родителями возможность или невозможность событий на экране. Оглушительное впечатление произвёл на него фильм «Апокалипсис сегодня» – он вышел из зала потрясённый, потерянный, как будто весь мир вокруг него перевернулся.
