Кузен рассмеялся и поцеловал испуганную Глафиру в раскрасневшийся лоб. Он поцеловал ее так, как целуют шаловливых детей, умиляясь их временной строптивостью.
– Ах, да я забыл о законах Божьих, – кривляясь, добавил он. – Мой светик, это слишком глубокая и обширная тема. Я не нахожу ее столь интересной, дабы я мог посвятить этому сегодняшний, столь восхитительный вечер. Скажу одно. – Он наклонился к Глашиному уху и прошептал: – Моя, несравненная пери, господь прощает нам подобные забавы, находя их довольно естественными человеческой природе. Право, он не настолько мелочен, чтобы вести им счет. A propos, все двери плотно закрыты. Он нас не видит. Ему не до нас…
«А, правда, ну что я боюсь? Двое – так двое… Не убьют же они меня. Ах, как хорошо. Как кружится голова…» – думала Глафира.
Владимир прилег на кровать и наблюдал за действиями Игната. Глаша с удивлением отметила, что приказчик вел себя даже трогательнее и нежнее, чем сам кузен. Он стал аккуратно расстегивать все пуговки на платье девушки. Он немного волновался и краснел. Сняв платье, ловкие руки принялись за батистовые юбки. Цепочка мелких страстных поцелуев покрывала участки оголившегося тела красотки. И, наконец, когда на Глаше оставался один корсет и шелковые бежевые чулки на кружевных подвязках, он в восхищении уставился на тугую, торчащую от возбуждения розовыми сосками, грудь. Как голодный хищник, Игнат набросился на плотные холмы и стал целовать белую кожу, нежно покусывая зубами яркие бусины сосков.
Владимир располагался рядом, правая рука прижимала упругое, рвущееся в бой, орудие. Расширенными от страсти глазами, он наблюдал за тем, как Глаша возбуждается от горячих ласк Игната. Умелые губы целовали Глашу в горячечно раскрытые для поцелуя уста.
– Бьюсь об заклад, мой верный друг: ты с еще большим аппетитом вкусил бы нашу скромницу в ее форменном камлотовом платье и беленьком переднике с пелеринкой. О! Я представляю этот изыск. Сударыня, вы сохранили ли институтское платье?
– Кажется да. А, впрочем, я не помню, – Глаша прерывисто дышала. – Крестная собирала мои вещи. А что? – она пыталась осмыслить, зачем ее спрашивают о форменном платье.
– Ах, не беспокойтесь. Я просто так спросил… Я полагаю, будет случай надеть на вас институтский наряд. И…
После этого короткого диалога, приказчика Игната охватила сильная дрожь.
«Странно, как же он нежен и ласков, этот чернявый Игнат. Неужели, это он тогда нещадно хлестал Лушку плеткой? Хотя, Владимир сказал, что Лушке это было приятно», – думала, охваченная дурманом девушка. «Спаси меня, боже… Что я делаю, что со мной? Я – одна, их – двое… Какой, грех! Но боже, как хорошо!»
