* * *
Окончив разговор, изобретатель подошел к аппарату и стал расширять парализующую зону. В это время появилась Гамина.
— У меня новость, — сообщил ей Homo, — осаждающие потерпели вчера поражение и собираются направить против нас пушки. Не дрожи так, батареи остановятся слишком далеко и картечь не будет долетать до нас. Мне надо только обеспечить нейтралитет со стороны жителей деревни, которую я также отрезал от всего остального мира. Я не сделал им никакого зла, они долго могут прожить, питаясь своими продуктами, я в состоянии позволить им даже время от времени возобновлять свои припасы, лишь бы они оставили меня в покое.
— Увы! — вздохнула девушка.
— В чем дело?
— У меня тоже новости. В деревне знают почти всю правду. Сегодня утром на почте получена телеграмма с описанием случившегося и почтальон поднял тревогу. В телеграмме упоминается мое имя. Крестьяне не знают еще, что ты остановил машины и сопротивляешься полиции, но они знают, что я знакома с «союзным секретарем». Их удивление и гнев безграничны. Они хотят принудить меня выдать тебя им на растерзание. Об этом меня предупредили Полина и Мария. Бонн расстроена; в другое время ее крики и жесты позабавили бы меня, но теперь я боюсь.
— Нам не везет, — грустно улыбнулся в ответ Homo, — корабль наш тонет. Остается только спасаться вплавь. Не дрожи же, я сейчас приостановлю обстрел.
* * *
Спустя некоторое время, заградительная зона расширилась и захватила деревню, оставив нетронутыми лишь дома Homo и Гамины.
Гамину охватил ужас при мысли о том, что кругом на протяжении нескольких десятков километров жизнь замерла во всех ее проявлениях: ни звука, ни крика… Это была полная картина смерти… Смерти? Гамина была молода, она любила, она не хотела умирать.
— Homo, — шепнула она, — любимый мой, а что если бы я попыталась спасти тебя?
Он вопросительно взглянул на нее.
— Да, спасти. Я еще не потеряла надежды. Ты доказал свое могущество, ты один удерживаешь на расстоянии всю эту массу людей. Ты можешь вести переговоры с ними, как равный с равными; я буду твоим послом. Я поеду к отцу; у него хорошие отношения с правительством, он не захочет потерять меня, я добуду тебе свободу.
Homo продолжал с удивлением глядеть на Гамину.
— Ты боишься, не хитрость ли это с моей стороны? Не хочу ли я бежать от тебя? Я умру, если ты умрешь, Homo! Умру вместе с тобой, если не сумею спасти тебя.
Она прибавила тише:
— Чем мы рискуем?
— Ничем, — согласился изобретатель. — Может быть, тебе и удастся совершить чудо. Но людская ненависть упорна…
