Смена декораций вновь, как и на равнине, произошла мгновенно, и Гридина, вероятно, спасло только то, что он в этот момент не шел, а стоял на месте. Иначе наверняка бы сверзился в затянутые серой пеленой глубины. Опять зона демонстрировала ему эффект кинопленки с вырезанными кадрами.
И, между прочим, дева-сирена так и промолчала. Не успела среагировать на опасность.
Гридин озадаченно уставился на неожиданное препятствие. Перед ним был ров. Он тянулся вдоль пустынной улицы влево и вправо, насколько хватало глаз. Можно было подумать, что тут меняли водопроводные трубы, — но только какого же диаметра эти трубы, если ширина рва составляла метров двадцать, не меньше? Противоположный край рва подступал под самые дома, так что кое-где виднелись бетонные плиты фундамента. Казалось, что стенки рва покрыты ледяной коркой или глазурью. Неизвестно, насколько он был глубок — метрах в десяти — двенадцати ниже уровня тротуара застыла ровная поверхность какой-то однообразной серой субстанции, почему-то вызвавшей у Гридина ассоциации с холодцом, — но этого явно хватало для того, чтобы распрощаться с мыслью о возможности переправы. Крыльев у Гридина не было, моторчика и пропеллера, как у Карлсона, тоже, а прыжкам, даже с очень хорошего разбега, на двадцать метров его почему-то не научили.
Направиться в обход? А если ров опоясывает город, не позволяя добраться до того места, откуда подмигивал лучик? Раздобыть где-то веревку и спуститься? А как потом выбраться наверх?
«Дальнейший твой путь — только вниз…»
Гридин передернул плечами и оглянулся. Ни многоэтажек, ни школы с футбольным полем, ни того гаража сзади не оказалось. И голема-медведя тоже. За спиной была равнина, упиравшаяся в странно близкий горизонт — словно кто-то взял да и стиснул пространство. Псевдосолнце висело на прежнем месте, и в слабом его свете багровел одинокий сфинкс — предок каких-то белых ворон.
«Думай, Гера, думай, — сказал себе Гридин. — Думай, голова, — картуз куплю…»
Продолжая держать в руке пистолет, он отошел к невзрачному газону. Присел на корточки, прислонился спиной к дереву неопределенной породы и обвел взглядом утесы возвышающихся на другой стороне рва многоэтажек. На балконах висело разнообразное белье. Вокруг было тихо и безлюдно.
Выходило, что это не кадры исчезают из кинопленки, а меняется само окружающее. Просто исчезают куски пространства. Он ведь не сделал ни шага, он стоял возле сфинкса и собирался стрелять в глиняного — и сразу же очутился здесь, напротив многоэтажек, которые он уже видел от гаража, у этого рва, за сотню метров от скульптуры. И куда может занести его в следующий раз?
