– Ребята, а где мы сегодня ночуем?
– У тёти Анны, в Екатериновке, за Серебряным Бором. Это – двоюродная сестра мамы Лары. Так что не волнуйся, братан, не улице не оставлю. А ты, Сашка?
– А я – на Тверской, у двоюродного дяди. Мы уже созвонились – он примет.
– Дим, билеты взяли нам на завтра? – Михаил решил перед встречей с бандитом решить все организационные вопросы.
– Пять штук – вам четверым и Гарольду Рустемовичу. – Буссов похлопал по своей кожаной папке.
– Тогда пошли, – поторопил Михаил, сбрасывая дублёнку – ему стало жарко.
– У вас здесь сын теперь живёт? – тихо спросил Минц у Сергоева.
– Да, Роланд женился на москвичке. Теперь у меня тут всегда есть ночлег, – похвастался следователь. – Он на Нижегородской прописался. Это Таганский район – бывший Ждановский.
– А мне – в Медведки! – подражая Высоцкому, выпалил Тенгиз. – Земляк там живёт, звал к себе в гости.
– С этим всё? – Ружецкий сверкнул глазами. – Договорились? Тогда всё внимание – делу! – И, как всегда, резко, плечом толкнул дверь в кабинет.
* * *
Квежо Габлая сидел напротив Кирилла Шляпникова – светлоусого парня с выпуклым лбом. Сам он оказался массивным, большеголовым, золотозубым, с пышной шевелюрой и волосатыми руками. Дорогой костюм его был измят, итальянский узорчатый галстук съехал набок, а по белой сорочке расплылись жирные пятна. На столе перед Квежо валялся скомканный носовой платок со следами крови. Пол в кабинете влажно блестел – тут действительно недавно была уборщица.
Всеволод, увидев Габлая, чуть не вскрикнул – Лилия составила его идеальный фоторобот. Вспомнив, как точно она изобразила и Серёгу Нечаева, Грачёв едва не сплюнул. Надо же, с такими талантами – и проститутка! Ей бы у нас работать – верно сказал батоно Тенгиз. Надо её, кретинку, оторвать от всякой дряни, хотя бы ради детей. И ведь баба-то не пропащая, дом хорошо ведёт, детей любит – будто порядочный человек. Но сейчас против пропаганды трудно устоять, и женщины ведутся на это. Раз красивая, значит, должна форой пользоваться. Того и гляди, СПИД в дом притащит или сифилис. Каждому давать – сломается кровать, да и вся жизнь – тоже…
Раздумья прервал Квежо, который, пьяно моргая, уставился на вошедших.
– Вах, мусора, целый хурал собрали! Какая мне честь…
– Добрый вечер! – Ружецкий пожал руку Шляпникову. – Что, Квежо Звиадович, не терпится брательника догнать? На «вышку» наработать торопишься?
Михаил, отодвинув стул от батареи, уселся рядом со Шляпниковым. Свободное кресло сразу же уступили Сергоеву. Грачёв, Дханинджия и Минц разбрелись по кабинету – каждый искал себе место самостоятельно.
