Представьте себе мрачный двор, окруженный высокими полуразрушенными каменными стенами. В них на расстоянии семи или восьми футов от земли вделаны крюки. Сразу догадываешься, что это бойня. С левой стороны — решетка, через нее видна туша быка, подвешенная к массивным бревнам потолка. Лужи крови покрывают каменные плиты и стекают в желоб, наполненный всякими отбросами. Свет, проходя между трубами с флюгерами, вырисовывающимися на клочке неба величиной с ладонь, падает сверху. Соседние крыши отбрасывают тень, которая книзу становится все гуще. В глубине двора виднеется навес, под ним — дрова. На них лежат лестницы, несколько охапок соломы, какие-то веревки, клетка для кур и старый развалившийся кроличий домик.
Как появились в моем воображении все эти разнородные подробности? Я и сам не знаю. Никаких подобных воспоминаний у меня не было, а между тем каждый штрих карандаша ложился уверенно и набрасывал хотя и фантастическую, но знакомую мне картину. Ни одна мелочь не была забыта.
С правой стороны у меня оставался пустой белый угол. Я не знал, что туда поместить. Там точно что-то двигалось, шевелилось, и вдруг я увидел на некоторой высоте от земли вытянутую ногу. Несмотря на невероятность такой позы, я, не отдавая себе отчета, продолжал повиноваться вдохновению. Нога, вырисовывавшаяся выше щиколотки, казалась вытянутой и скрывалась в складках развевающейся юбки. Мало-помалу, штрих за штрихом, на бумаге появилась и вся фигура. То была женщина, старая и худая, с растрепанными волосами и в разорванной одежде… Оттесненная к колодцу, она отбивалась от сжимавшей ей горло руки. Передо мной была сцена убийства!
Карандаш выпал у меня из рук. Эта женщина у колодца, с лицом, искаженным от ужаса, судорожно хватавшаяся за руку убийцы, внушала мне страх. Я не решался на нее смотреть. Лица человека, душившего ее, я не видел и потому не мог закончить картину. «Я устал, — вытирая пот с лица, сказал я себе, — мне осталось только лицо. Закончу его завтра, это пустяки». Взволнованный случившимся, я бросился на кровать и через пять минут уже спал крепким сном.
На следующий день я встал рано и, быстро одевшись, уже хотел было приступить к работе, закончить вчерашний рисунок, как в дверь постучали.
— Войдите! — отозвался я.
Дверь отворилась, и на пороге показался высокий худощавый старик, весь в черном. Его лицо, с близко посаженными глазами, большим орлиным носом и широким костлявым лбом имело строгий вид. Он с важностью поклонился.
