Нас с Васильевым куда-то повели. Как потом выяснилось, оставшиеся товарищи были уверены, что больше с нами не встретятся ⎼ расстрел. Да и мы с Васильевым, переглянувшись, решили: "Сейчас раздастся автоматная очередь ⎼ и все будет кончено".
Вели нас за песчаные бугры. Позади оставалось синее море, справа виднелись вершины кремнистых гор, а чуть ниже ⎼ зеленый массив желанного леса.
Я стал присматриваться к конвойным ⎼ вцепиться бы зубами, отнять автомат, да хоть десяток фашистов перед смертью уничтожить!
Но слишком мы были истощены. Сказались последние пять суток без пищи, пресной воды и сна. Да и конвойные держались от нас на приличном расстоянии.
Помню, отвратительным показалось мне, что флажки, которыми гитлеровцы обозначали командные и наблюдательные пункты, были красные. Подойдя ближе, я разглядел у самого древка желтые квадраты с ненавистной свастикой.
Путь наш неожиданно окончился у дверей небольшой, хорошо оборудованной землянки.
За низеньким столом сидел упитанный смуглый немец в чине капитана, лет 25 ⎼ 26, не больше, и курил сигарету. Унтер-офицер доложил, что привели русских полковников. Гауптман встал, открыл портсигар, предложил курить. Мы отказались. Это явно удивило офицера.
Немец внимательно осмотрел нас с ног до головы. Вид у вас был, конечно, ужасный. Он спросил:
⎼ Вы обедали?
Мы сказали, что обедали первого июля.
На лице офицера выразилось изумление.
⎼ Но ведь сегодня девятое! ⎼ сказал он на ломаном русском языке.
Потом замолчал и снова стал рассматривать нашу запыленную одежду и усталые лица. По возрасту мы годились ему в отцы. Офицер молчал, о чем-то размышляя. Возможно, подсчитывал, сколько дней прошло с первого июля.
Потом он круто повернулся к денщику и что-то тихо ему сказал. Денщик схватил два котелка и выбежал из землянки.
Спустя некоторое время посланный вернулся с пустыми котелками и доложил:
⎼ Вся пища роздана, повара моют котлы.
Офицер прикрикнул. Денщик оставил котелки и снова выбежал. Вернулся он с буханкой хлеба. Офицер взял хлеб и предложил нам. Из рук немца мы хлеб не взяли. Офицер покраснел, положил хлеб на стол и несколько минут сидел молча. Потом он, наверно, решил, что не так понял, и снова спросил, когда мы обедали. Мы ответили:
⎼ Обедали первого июля, со второго по четвертое кое-что ели, преимущественно сухари, а с пятого не ели. И есть не хочется. Хочется только пить.
Гауптман покачал головой и приказал дать нам напиться. После того как мы напились, он спросил, нет ли у нас заявлений немецкому командованию. Мы ответили:
