Прошла еще одна неделя в Париже. Самая прекрасная из недель, пусть еще следовало наносить визиты к стоматологу, но основным стало восхитительное по своей преобразовательной сути времяпрепровождение. Во-первых, они наконец-то сходили в парикмахерскую, хотя само это название было бы оскорблением для г-на Маниатиса. Вышла она к Андрею, почитывающему неизменную газету «Фигаро», с «венецианским» рыжим на голове, дающим коже какие-то совсем персиковые отблески и рождающим зеленый блеск в ее, казалось бы, беспробудно серых глазах. Стрижка была короткая и вилась чуть-чуть, спускаясь рыжим ручьем на шею. А шея – это Ксюша увидела сзади – стала нежной и беззащитной. Пришлось снова идти к мадемуазель Софи, чтобы та покрасила брови в нужный цвет. А потом еще к одной мадемуазель – что работала на всех мало-мальски приличных показах визажистом и принимала прямо в своей огромной квартире с видом на Сену и Дом инвалидов. Маленькая, полненькая, без грамма косметики на лице, она быстро смешивала светоотражающие кремы с тональными в ладони, разогревала пальцами и накладывала на послушно подставленную Ксюшину физиономию. По-английски она знала только одно слово: Look! И Ксюша как завороженная смотрела в окружающие их по кругу зеркала. Вот один тон пудры, почти невесомый, ложится на все лицо, придавая ему загорелый вид. Потом еще тон, уже розовый, – и только на верх щеки, лба, подбородок: «вылепливая» высокие скулы, зрительно увеличивая лоб. И губы – сначала один, потом другой карандаш, потом нежный блеск – и рот становится полнее, нежнее. Пальцем – в ложбинку над верхней губой – блеск, очень светлый – и в этой детской припухлости рождается капризный и чувственный изгиб… Ксения не знала, куда смотреть: в зеркало – на себя, на красавицу, или на движения, то быстрые, то замедленные маленьких рук с коротко остриженными ногтями. Полупрозрачные перламутровые тени – чуть-чуть на веки: – Look! – говорила мадемуазель. «Запоминай!» – шептала про себя Ксюша, стараясь сосредоточиться и ничего не забыть. А как тут не расслабиться, когда от восторга перед тем, что творит с ее лицом эта чудная мамзель, хочется полностью отключиться и преображаться, преображаться, преображаться…
Выйдя от нее на залитую солнцем набережную, Ксюша впервые заметила, что на нее смотрят мужчины. Все. Ей сразу захотелось выпрямить спину. Действительно ли она была так хороша? Или это просто от счастья?
Еще два дня они отдали с Андреем бутикам: это было очень весело – вокруг Андрея ходили кругами сладкоголосые продавщицы и делали Ксюше комплименты, а он был и правда очень ею горд. Что, впрочем, не мешало ему резко обрывать ее, когда та или иная вещь, выбранная Ксюшей, ему не нравилась.
