— Элиза, хочешь работать со мной?
— Но я же скоро уеду, Люсьен! — сказала я.
— Ты собираешься вернуться домой?
— А какая работа?
— Им нужно рассчитывать премиальные, разные надбавки, они берут девушек на контроль. Платят сто восемьдесят пять в час.
— Нет, Люсьен. Я должна ехать. Ты читал бабушкино письмо. Скажем, я останусь до ноября и попытаюсь заработать деньги на обратный путь. Не могу же я бросить их всех.
Он дулся на меня весь вечер. В девять я вышла от них и пешком отправилась в Дом Женщины. Под мелким теплым дождем предложение Люсьена вдруг опьянило меня. Не уезжать, ежедневно видеть его, приобщиться, хоть отчасти, к его жизни…
«Это начало», — говорила я себе, не зная, чего, собственно, это начало.
Я наконец поняла, что деньги он мне не вернет. Анна не работала. Она достала книги; они вместе изучали бог знает что: вперемежку английский, журналистику, фотографию, восточные цивилизации, всякую дребедень, извлекая из своих занятий чувство превосходства.
— Дело твое, уезжай, если хочешь…
— У меня на это нет денег, ты знаешь. Ладно, я согласна, я поработаю здесь два месяца.
— Четыре получки. И я тебе верну…
— Не надо. Ничего мне от тебя не надо. Думай о себе. Достиг ли ты чего–нибудь?
— Я обогатился. Не в плане финансовом, это — нет.
— Пять лет это слышу. А твое здоровье? Ты похудел, если бы бабушка увидела тебя…
— Но она меня не видит, вот что приятно. Туда я никогда не вернусь. Здесь мы хоть что–то делаем.
— Клеите плакаты. Это тебя удовлетворяет?
— Не твое дело! — закричал он, обрывая меня. — Не суй нос куда не следует.
Он протянул мне тарелку с фруктами.
— На, ешь и молчи, — сказал он мягко.
— А эта работа на контроле, ты уверен, что я сумею?
— Попробуешь. Не получится, бросишь.
— Ты отведешь меня завтра?
Мне было по–настоящему страшно.
Путь казался бесконечным. Мы сели в автобус у ворот Ла — Шапель и вылезли у ворот Шуази.
День вставал ясный, безоблачный. На деревьях бульвара Массенá пробуждались птицы, от них исходила заразительная бодрость. Я тщательно причесалась и была довольна своим видом.
— Привет, привет, привет, — говорил брат всем, кто протягивал ему руку.
Мы подошли к огромной стене с гигантскими железными воротами.
— Встань сюда.
— Не оставляй меня, Люсьен.
— Подожди меня пять минут.
Я забилась в угол возле самых ворот, никто не обращал на меня внимания. Поднималось солнце; оно вылезало из–за крыш домов, стоявших против завода, и казалось не больше апельсина.
Люсьен вернулся в сопровождении высокого широкоплечего мужчины, с открытым, улыбающимся лицом.
