Они внесли свои чемоданы, в каждом из них — письма другого. Она пишет ему: «твоя робкая антилопа» или «твоя женщина–ребенок». Он отвечает ей: «…как лиана в моих объятиях».
Но сегодня утром, когда я пришла за своими вещами, я нашла ее еще в постели. Поскольку Люсьен уходит в пять часов, она не сочла нужным встать. Она подскочила к столу, чтоб завернуться в пальто. Я увидела лопатку, торчащую как крыло, тощие ноги и лицо, грустное, как пляж после отлива.
Мы никогда не знаем, что сказать друг другу. Она предложила мне кофе. Я сказала, что выпью. Я следила за ней, присматривалась к ее животу. Он показался мне нормальным, плоским. Но Анна никогда не говорит о себе. Я все же почувствовала, что она не в своей тарелке. Это доставило мне удовольствие. Я спросила:
— А у нас погода лучше?
— Не знаю.
— Простите, я думала, вы оттуда.
— Да нет.
«Если я буду задавать еще вопросы, она расскажет Люсьену». Мы поговорили о Париже; она попросила извинения за комнату; Люсьен, — сказала она, — настаивает на том, чтоб я приходила к ним ужинать, когда захочу. Долго ли я намерена оставаться в Париже?
Я перед Анной теряюсь и робею. С Мари — Луизой все было просто. Теперь я жалею о ней.
Мишель отвел меня наконец в Дом Женщины. Комната с двумя кроватями, разделенными плотным занавесом. Этажерка, вешалка, умывальник, окно, выходящее на улицу. Три тысячи франков в месяц. Мне все понравилось, показалось почти роскошным. На первом этаже была большая кухня, открытая с шести утра, где каждая могла выпить кофе с молоком, приготовленный накануне.
— По–тря–са-ю-ще, — сказал Люсьен. — Тебе хватит денег на целый месяц, успеешь осмотреть весь Париж.
— А ты, Люсьен?
— Ну, я, — сказал он, — я за эти две недели потерял немало рабочих часов. Пойду к Анри — может, он выручит. У тебя не осталось какой–нибудь мелочи из этих пяти тысяч? В пятницу я верну… Знаешь, что надо бы сделать? Послать какой–нибудь сувенирчик бабушке. Как ты думаешь? Эйфелеву башню, платок…
— О, Люсьен…
— Купи от моего имени, я верну тебе деньги из получки.
Я была так тронута, что предложила помочь ему.
— Хорошо бы, — сказал он, без всякого энтузиазма. — Я тебе еще должен немного, не так ли? Через месяц я выкарабкаюсь. И смогу даже послать небольшой перевод… туда.
— Сколько тебе нужно пока что?
— Ну, две, три тысячи.
Я дала ему.
Я получила два письма от бабушки в ответ на свои. Она жаловалась и умоляла меня приехать за ней.
Однажды вечером, когда я собиралась уходить от них, Люсьен внезапно спросил меня:
