— Если мы прорвем оборону их корпуса, — голос Трименко явно выражал нежелание вести дальнейшие дискуссии. — То мы охватим Люнебург с юга. — Ему казалось, что он читал лекцию курсантам заштатной академии. — Я собираюсь разрубить их, как дыню топором.
Трименко повернулся к начальнику штаба.
— Бабрышкин, передайте Малышеву и Хренову приказ нанести сходящийся удар. Границу зон наступления определите соответственно…
Внезапно он встал, не желая доверять штабистам план, требующий точности и быстроты исполнения, необходимой в данной ситуации.
— Укажите участок наступления здесь. Вдоль шоссе 71. Малышеву начать выдвигаться немедленно. Если он ответит, что не готов, отстраню от командования. Что Хренов доложил о ходе форсировании канала?
— Товарищ командующий армией, в настоящее время его дивизия ведет форсирование…
Трименко понял, что начальник оперативного отдела не знал обстановку в деталях. Он испытал жгучее желание дать ему по морде, но сумел сдержаться. Пальцы ломали очередную скорлупку.
— Хорошо. Всем приступить к исполнению. Бабрышкин, соедините меня с командующим фронтом. Если его нет, то с генерал-лейтенантом Чибисовым. И подготовьте мой вертолет. Я лечу на фронт. Убедитесь, что пилот сможет найти командный пункт Хренова. Если его там не будет, я сам приму командование его дивизией.
Трименко испытывал знакомый прилив ярости. Он не мог заставить их работать в таком темпе, который считал необходимым. Но в то же время он понимал, что если будет сильнее давить на них, то это создаст только суетливую небрежность в работе. Он держал руку на пульсе штаба, стремясь максимально эффективно управлять подчиненными, заставлять их прилагать все силы, работать с максимальным профессионализмом и эффективностью. Успокоившись, он подумал, что его подчиненные были неплохими специалистами. Но человек по своей природе был слишком нерасторопен. Нужно было дрессировать их, умело причиняя боль, так, чтобы не нанести травм, а заставить работать быстрее. Иногда «животное» было слишком слабым, чтобы справиться с работой и подлежало уничтожению. Другие научились игнорировать дрессировку. Но потребность в ней никуда не исчезала. Требовалось лишь сменить ее форму.
Трименко был полог решимости провести наступление так, что Малинскому придется пересмотреть план наступления фронта, сократив роль армии Старухина. Он считал важным иметь в союзниках Чибисова, этого маленького умного еврея, приближенного к Малинскому, и прилагал для этого все силы. Трименко считал Старухина пережитком другой, более разгильдяйской эпохи. Он считал, что современная война — не для «казаков». По крайней мере, не на оперативном уровне. Теперь это работа компьютеров. А пока компьютеры не могли делать все сами — для людей, чей разум напоминал компьютер — точный, лишенный чувств, и очень, очень быстрый.
