И через несколько минут начнется война. Шилко все еще отказывался в это верить, но он понимал, что это были иррациональные мысли. Обстановка говорила сама за себя. Шилко подумал, что решение начать эту войну было принято людьми, на которых старался походить его сын. Такими, которые считали, что знают, что лучше для любого живого существа.
Ладно, подумал Шилко, это все не имеет значения. Он и его солдаты будут сражаться, кто бы не принимал решения. Ситуация была больше, чем все, кто был в нее вовлечен.
Обстановка на командном пункте стала меняться. Действия приобрели выраженную направленность. Офицеры начали занимать свои места. Все посматривали на часы, висевшие над аппаратурой связи.
Это не продлится долго. Шилко посмотрел на часы, несмотря на то, что смотрел на них только что. Он подошел к самовару и налил себе еще чашку чая. Затем он сел за стол с картой и начал последний раз проверять список огневых задач.
Радио молчало. Ромилинский сел рядом с Шилко и нервно похлопал по трубке полевого телефона, провода которого вели непосредственно к батареям. Приближалось время, когда он снимет ее и произнесет единственное слово, которое выпустит на волю бурю.
Шилко гордился своими орудиями, почти так же как и своими людьми. Когда он только поступил на службу, его первое подразделение было укомплектовано пушками, разработанной еще до Великой Отечественной войны, буксируемой оставшимися с Войны «Студебекерами». Сейчас, по сравнению с огромными самоходными артиллерийскими установками его дивизиона, те маленькие буксируемые пушки казались игрушечными. За свою жизнь Шилко увидел огромный прогресс.
— Товарищ подполковник, — сказал Ромилинский. — Вы кажетесь очень спокойным.
— Просто выспался напоследок, — сказал Шилко, желая просто посидеть и подумать в эти последние минуты.
Но начальник штаба слишком хотел поговорить.
— Я считаю, что мы готовы настолько, насколько это возможно.
Шилко привык считать, что потребности других важнее его собственных. Если начальник штаба в эти последние мирные минуты хотел поговорить, Шилко был готов поговорить.
— Я уверен, что мы готовы, Василий Родионович. Я знаю, это хороший дивизион.
— Но я не могу избавиться от мысли, что мы что-то забыли, возможно, следовало еще больше подготовиться…
Шилко отмахнулся.
— Всего не предусмотришь. Нельзя подготовиться ко всему. Вы же знаете диалектику. Постоянное течение.
— Пять минут! — объявил голос.
Шилко посмотрел на часы. Потом откинулся на спинку стула.
