Диспозиция была налицо: мой приятель готовился пойти в атаку.
Мой взгляд сфокусировался на противоборствующей стороне. Девица оказалась известной в узких кругах питерской художницей-постмодернисткой. Остальные вообще были мелкая шушера.
Тормознув в дверях, я с интересом прислушивался к их светской беседе.
— Встала и пошла в хуй, — предлагал ей Артур, пока не напрягаясь.
— А ты кто такой? — хорохорилась художница и обращалась к своей свите: — Кто нарисовал этого комсомольца говном на стене?
Артур, не замечая меня, упрямо гнул свою линию.
— Я сказал, встала и потопала прямиком на ослиную шишку.
— Кто это чирикает тут воробышком?
— Пошла в малый рот, сказал.
Она вытянула руку с отставленным пальцем.
— Отсоси.
Кто-то из ее свиты премерзко хихикнул.
Я подошел к ближайшему и, взяв его за шкварник, опрокинул вместе с табуретом.
— Быстро все поднялись на ножки и уебали отсюда, — сказал я.
Тут они и вправду вскочили на ноги, уж и не знаю с какими намерениями.
Артур стянул со стола пустую бутылку и, держа ее за горлышко, разбил о батарею. Его остекленевший взгляд казался близким родственником тому, что было в его руке.
— Кончай ее, Сэмэн! — заорал я, и они толпой, давя на ходу друг друга, бросились к выходу.
Потом время, божественное время, начало играть со мною в прятки, и я на целые столетия забыл о нем.
Мы пили, танцевали, снова пили, потом Ариэль плакала у кого-то из нас на плече, потом кто-то настойчиво пытался расстегнуть мою ширинку, но она не поддавалась, а вместе с ней не поддавался и я, помня, все время помня о главном и навсегда о нем забывая.
Часов в семь утра мы с Артуром брели по улице, как два флибустьера, только что пропившие свой пиратский корабль. Артур кидался на троллейбусы, пытаясь взять их на абордаж.
Мы расстались с ним на пересечении дорог, как и положено расставаться друзьям. Куда он поехал, я не знаю, мне было не до него.
Я тащился по утреннему проспекту мимо спешащих на работу прохожих и чувствовал, что что-то произошло. Я был не таким, каким еще был вчера вечером, и все вокруг было не так. Что-то произошло, и время оставило меня. Если раньше оно стояло, то теперь его не было вообще.
С бешено бьющимся сердцем я поймал машину. Мы мчались по городу, на его улицах не было пробок, но мне не сиделось на месте. Мне все казалось, что мы еле тащимся. «Бляхо, мы так никогда его не нагоним», — думал я в отчаянии.
Конечно, я был пьян. Когда ткнулся в справочное, слезы уже стояли в моих глазах, готовые излиться наружу.
