Все-таки я кретин. Закомплексованный с головы до ног, сжавшийся в комок, сопливый мальчишка, изо всех сил старающийся выглядеть раскованным и знающим себе цену пьяным ловеласом. И если хмель еще действительно не прошел и шумел в моей голове, то он сейчас не мог мне помочь, скорее, мешал. Если бы я был трезв, я бы сразу дал ей понять, что ничего не будет.
Ее звали Леной. Леночкой. Она была выше меня на двадцать сантиметров, а я называл ее Леночкой. Это было бы забавно, если бы не добавляло мне грусти. Печаль вспыхивала и гасла, как свет в пустом громыхающем вагоне гас и вспыхивал от перепада напряжения. Я провожал ее на Петроградку — там она снимала комнату.
Мы вышли на какой-то остановке и пошли куда-то направо вдоль темной улицы, освещенной кое-где больным желтушным светом. Наши тени то росли, то, уменьшаясь, сходили на нет, и я старался не смотреть на них, потому что эти кривляющиеся твари смеялись надо мной, отражая истинные размеры комизма происходящего. Мы дошли до какого-то пятиэтажного кирпичного дома, похожего на обыкновенную хрущевку (это на Петроградке-то!), и вошли в подъезд. Она остановилась на площадке первого этажа, роясь в сумочке в поисках ключей, слегка наклонившись, а я стоял, как дурак, рядом, вытягиваясь в полный рост, едва не вставая на носки. «Ты будешь ее ебать?» — крутился в моей голове вопрос, но, все время повторяясь, фраза теряла вопросительный знак и становилась утвердительной. Она как бы подмигивала мне, подначивая своей откровенностью: не парься, в постели все одинаковые, в горизонтальном положении рост не имеет значения. А что тогда имело значение? Моя потерянная нежность, ее желание впустить меня в себя или же еще что-то, что находилось где-то посередине между этими импульсами?
Наконец, мы очутились внутри.
— Тише, — прошептала она, указывая на закрытую дверь одной из двух комнат. — Соседка уже спит.
Я думал, она даст мне тапочки, а сама останется босиком — в этом случае я бы добрал пару сантиметров, но тапочек не оказалось. Мы вошли в комнату, она включила свет, и я сразу увидел диван, на котором это произойдет. Это как дежа вю. Мне показалось, что когда-то (и не однажды) я занимался сексом на этом диване, — ну, может, на похожем, какая разница. Если это так, то каждый мужчина приходит к незнакомой женщине со своим диваном, если у него есть желание, и она не противится ему. Наверное, так. Значит, и я, сукин сын, притащил его в эту комнату, хотя и уверял себя по дороге, что не хочу ничего такого, а сам все время, надрываясь, пер его на своем горбу. Да, этот старый потрепанный диван, я знал каждую пружину в его темном нутре.
