— …я зажал ее между гаражей, — продолжает Гаманок, отыскивая где-то бычок и пытаясь подкурить. Обжигается: — Черт, сука!
— Кого? — мне становится любопытно.
— Ленку с седьмого этажа.
— Ого, да она же мокрощелка еще! — я опираюсь на локоть и подбиваю поудобнее подушку. — Ну и?..
Гаманок, наконец, щурясь от дыма, затягивается.
— Ей уже тринадцать, — говорит он и гадко ухмыляется.
— Ну, ты зверь, — восхищенно качаю я головой. — Зверюга гаманокская! Оставь дернуть.
Он передает мне хабарик, и я подношу его к губам. Затяжка горяча и так же коротка, как моя обида. Обиды нет, но есть нечто большее и глубокое, что с каждым разом ширится и что скоро будет не перешагнуть.
— Да, — говорит Гаманок, как бы между прочим. — Тебе придется давать показания.
— Не понял, — я выщелкиваю пальцем окурок за борт. — Какие показания?
— Пока ты спал, я порубился с отчимом.
Он смотрит на меня.
— С каким отчимом? — не понимаю я.
— Со своим, ептить! Опять приставал к мамаше. Хай подняли такой, что пиздец! Короче, он взял топор, а я саблю.
— Хуясе! — я представил приятеля с саблей. — И что?
— Мамаша мусоров вызвала, они его и забрали, вот и все…
— А я тут при чем?
— Ну, она хочет его закрыть. Нужен свидетель, понимаешь? На суде скажешь пару слов: хуе-мое, бухой мужик, топор, кровища… Они твой адрес записали.
Мой адрес. Ни хрена себе. Я никак не мог переварить его слова.
— Погоди-погоди. Какая еще кровища?
Он снова ухмыляется.
— Я ему палец отрубил.
— Что?!
Охренеть! Отрубил отчиму палец! Саблей! Не может быть!
На перила садится воробей и, едва взглянув на нас, срывается в бездну.
— Покажи, — говорю я.
— Палец? — улыбается приятель.
Он с готовностью встает и уходит в комнату. Затем появляется снова с какой-то тряпочкой в руке. Садится, разворачивает передо мной окровавленный платок. Да, черт, это палец.
Это был мизинец, срубленный аккурат под корень. Короткая венская сосиска с грязным ногтем на конце. Я завороженно смотрю на обрубок. У меня какое-то неприятное ощущение, будто я заглядываю в свое будущее. Но оно мне почему-то нравится. Мне нравится этот палец.
— Дай мне, — говорю я. — Ты все равно его выкинешь.
Гаманок удивлен. Такого он не ожидал.
— Зачем он тебе?
Я молча гляжу на палец. Потом на Гаманка.
— Ну что, даешь? В обмен на мои показания?
Если он до этого колебался, то после этих слов махнул рукой.
— Да забирай. Он мне не уперся. Если понадобится, у отчима еще девять.
Я осторожно завернул подарок в кровавый платок и спрятал в карман джинсов.
