Офицер, о котором говорил Поль, находился на расстоянии около пятисот метров. Поль приподнял ствол старинного ружья, секунды три целился и спустил курок. Грянул выстрел, и когда густой дым черного пороха рассеялся, Сорвиголова, не отрывавший глаз от бинокля, увидел, как офицер судорожно схватился за грудь, замер и растянулся ничком.
– Черт знает что! – невольно вырвалось у командира Молокососов.
А Поль, вынув нож, сделал очередную зарубку на прикладе ружья, затем прочистил ствол и снова начал методично заряжать свой роер.
– Двенадцатый с тех пор, как мать принесла мне ружье покойного отца, – негромко пробормотал Поль.
– Что значит – двенадцатый? – удивился Сорвиголова.
– Офицер. Одиннадцатым был артиллерийский капитан…
– Адамс! – воскликнул Сорвиголова. – Командир четвертой батареи! Так это ты его прикончил?
– Да. Самые меткие стрелки не могли его достать. А я с первого выстрела снял его с седла.
– Да ведь он… Это же был один из палачей твоего отца!
Поль издал странный звук – нечто среднее между смехом и рычанием.
– А-а, так это тот самый бандит?.. Благодарю, Жан!.. Ты даже не представляешь, какую радость мне доставил!.. Слышишь, отец? Еще один!..
Между тем шотландцы, угодившие под свинцовый ливень, заколебались. Их шеренги, сильно поредевшие от огня буров, дрогнули.
– Сомкнуть ряды! – то и дело выкрикивали офицеры.
Строй сомкнулся, но не мог сделать ни шагу вперед. Человеческая воля разбилась о шквал огня и металла. Еще несколько мгновений – и начнется беспорядочное отступление.
Генерал Уоршоп, руководивший атакой, мгновенно понял, что сейчас произойдет. Это был старый рубака, отважный и добрый к солдатам. Шотландские пехотинцы обожали его, а он знал чуть ли не каждого из них по имени. Уоршоп единственный из всех офицеров категорически отказался от новой униформы и остался в старом обмундировании, которое делало генерала приметным издалека.
Когда накануне лорд Метуэн приказал ему предпринять лобовую атаку позиций буров, Уоршоп заметил, что подобная задача выше человеческих сил. Но Метуэн заупрямился – он недооценивал буров и их гранитное упорство. Командующий верил в свою удачу и требовал победы во что бы то ни стало. Уоршопу оставалось либо подчиниться, либо отдать свою шпагу.
Со спокойствием древнего римлянина генерал отдал последние распоряжения, написал жене прощальное письмо и повел свою бригаду на приступ, сознавая, что большинству из тех, кто находится под его командованием, сегодня предстоит умереть.
