Ладья Харона | страница 60
Впрочем, и там могли оказаться доносчики, поэтому рекомендовалось все делать с предосторожностью.
Проникшись внезапным доверием, герой Богомолова поделился с Замыш- ляевым тяготившей его жуткой тайной: оказывается, он не просто ученый, не какой–то заурядный Эйнштейн, а гений, равных которому не рождалось на Земле! «Бывает», — сочувственно согласился с ним писатель. «Да нет, не подумайте, что я один из них, — обвел рукой густонаселенную палату ученый. — Я изобрел способ взрывать целые города без бомб, без всяких там ракет!» Он поведал свою одиссею. Ехал из Москвы и демонстрировал ошеломленному человечеству свое могущество! В Болванске его сняли с поезда…
Впрочем, и другие обитатели были выдающиеся в своем роде личности. Не та преснятина, что окружает нас повседневно, превращая нашу жизнь в невыносимую скуку.
Сухонький, бодрый старичок, голосящий о том, что он смело в бой пойдет за власть Советов, в свое время ухлопал жену, порезал на куски, засолил в бочке и пригласил приятеля–следователя на жаренку. Бродил из палаты в палату молодой человек, о котором было известно одно: в лагере мужики использовали его заместо бабы. Он присаживался на соседнюю койку и уныло, монотонно рассказывал о том, как надзиратели в тюрьме измываются над заключенными, требуя мзду за право помочиться. Был тут вор, заядлый книгочей, не отрывавшийся от рассказов Чехова. И, безусловно, самой симпатичной, располагающей к себе личностью на этом пестром фоне был бедолага без паспорта и места жительства некто Херувим, десятки лет скитающийся по психушкам. Он страшно обрадовался появлению писателя. Наконец–то могла осуществиться его давно лелеемая трогательная мечта погибнуть не зазря — перед тем зарезать какую–нибудь знаменитость! Ему не везло — всю жизнь толклись, мельтешили вокруг него такие же мелкие сошки, как и он сам, словно со дня рождения он угодил в серое облачко мошкары. И вот наконец долгожданная жертва. Может быть, даже гений, о котором возрыдают все газеты мира. А кто приблизит звездный час этого замордованного гения? Он, Херувим! Он так и объявил новоприбывшему. Замышляев, не избалованный общественным признанием, не смог скрыть, что крайне польщен такой перспективой и проникся к будущему убийце горячей симпатией, искренне уверовав в благородство его миссии. Но сна лишился. Беспокойно ворочался, ко- сясь на притворно похрапывающего соседа: не выхватит ли тот в любой момент из–под подушки бритву?