— Правь, Саша, к берегу для знакомства, — скомандовал Шумейко. — А вы, Потапыч, потолкуйте, вам это привычней.
— Их двое, — заметил Гаркавый.
— А это его помощник с кочегарки.
Помощник, щупленький и резвый, беспокойно поглядывал на своего шефа — худущего, длиннющего, в телогрейке внакидку. Но угадывалось, что силушка в этом сутулом теле есть кое–какая. Шленда, наоборот, не выказал в виду приближающегося катера никаких чувств. Попыток удрать не предпринимал, да и опоздал он уже: инспекция появилась у берега довольно внезапно.
В лодке белели животами гольцы.
— Здорово, Митрий!
— Здорово.
— Гольца промышляешь?
— Его. А шо скажешь, нельзя?
Потапов уклонился от прямого ответа: да и разве Шленда не знал, что нельзя?
— А сеточка у тебя какая?
— Гольцовская небось…
— Сколько в ей?
— А я не считал, сплел там одни дырки. Ну, метров пятнадцать, поди…
— Давай пересчитаем, это нам минутное дело.
Шленда выпрямился в лодке в рост, откачнувшись, спрыгнул на берег.
— Тридцать три метра, чего считать.
— Не сеточка, а цельный, значится, неводок?..
Сеточку, даже в полтора десятка метров, Потапов по слабохарактерности мог еще простить, да и прощал сплошь и рядом, тем более что гольцовая, но невод тридцати трех метров или, того хуже, семидесяти пяти, каким уже грешил однажды Шленда, простить было никак невозможно. Это уже откровенный разбой на реке. Куда же тут рыбе деваться?
Потапов сказал ему, покачивая головой, будто малое дитя стыдя:
— Ты бы хоть когда пришел, сказал нам в инспекции, что вот, мол, разрешите сеточку на гольца поставить — ну, пошли бы на нарушение правил, так тому и быть. Ноньче мы рыбкоопу не разрешаем неводом ловить, ну там разве строго по заниженному плану, а ты прямо совсем одурел — тридцать три метра на одного, как на буржуя частного какого! Клади невод на катер, вот сгружай сюда на корму!
Шленда не на шутку обиделся, как бы даже посчитал, что среди бела дня беззастенчиво ущемляются некие его права.
— Я положу, Прокопыч, я полошу‑у… У меня десяток ртов в семье, мне тридцать гольцов в день надоть, чтобы галчат прокормить, а я даже до этой нормы седни не дотянул. Бери, бери сетку, мать твою так, но теперь я буду на честность, — э, на честность так на честность, — вот воз–вернусь в поселок, и сразу чтоб снарядили комиссию, и тебя в нее, и пойдем по бочкам, сколько у кого той рыбы засолено, и не паршивого гольца, а первостатейной нерки да чавычи. Тех, у кого Семьи раз, два — и обчелся, ты даже не замечаешь, а они ловють, да еще как!
