— А что еще, кроме спального–то, тащить? Вроде больше–то и нечего.
— А консервов дня на три, харчишек? А ледоруб, а набор веревок? А девчатам груз облегчать в порядке галантного обхождения? А дров для начала?..
Гришечкина становится жалко: у него такой пришибленный вид…
— Ты в физике силен, — говорю я, — вот и придумай какой–нибудь рычаг, систему блоков. Р‑раз — и на вершине.
Еще издали слышно сопение Тутошкина — у него на шляпе красуется уже не привычная всем нам кремовая лента, а мощный, шелковистого блеска, завязанный кокетливым узлом репшнур. Сразу видно, что альпинист.
Он переводит взгляд туда же, куда смотрим и мы, — на макушку Софруджу. Как всегда, он беспечен и мил. На него приятно смотреть.
— А, чего там, — смеется он, — мышь копны не боится. — Под «копной» он разумеет Софруджу. — Пойдем лучше девчат наших проведаем. Записал тут в отделение двух эстонок — как, ничего?..
— Ничего, — басит Ким. — Нужно крепить дружбу народов. А как у них конфигурация?
— Есть конфигурация, — туманно отвечает Тутошкин, сияя зубами; по–моему, он не знает, что за зверь эта конфигурация. — Такого добра навалом…
«Эстонки» оказались из Баку. Конфигурации у них нет. Все фикция! Одна, правда, еще туда–сюда, сдобная такая дивчина, а другая — худенькая, задумчивая. Я ее уже знаю: это моя соседка по автобусу, всю дорогу глазевшая на Теберду.
Она в общем ничего, и спортивная одежда ей идет. Финки — брюки со швом посередине — мягко обрисовывают ноги. Девушку зовут Катя Самедова. Но она не похожа на азербайджанку. И ее подруга тоже. Подруга, судя и по внешности и по фамилии, типичная армянка: Венера Сасикян.
Глаза у Венеры поразительные. Как у куклы, у которой они могут открываться и закрываться. И такие же игрушечно–неосмысленные.
— Люди, уже гонг на завтрак был, — радостно возвещает она, и мы тоже приходим в возбуждение: впервые нам предстоит отведать здешней стряпни.
В столовой много суеты. Каждому отделению отводят два стола Наши стоят в самом дальнем углу зала. Сюда не скоро доходит положенное нам пропитание.
Петр, уморительно прядая ушами, сетует:
— Кто точит зубы, а мы еще ножи точим.
В горах разыгрался нешуточный аппетит: видимо, разреженная атмосфера требует дополнительного пайка. Однако тоненькая Самедова почти ничего не ест. В чем у нее только душа держится.
Ким говорит ей участливо:
— Катенька, от вас останутся кожа да кости, если вы будете так питаться.
— Одно телесное указание, — доносится из–за другого стола — это острит некий настройщик музыкальных инструментов из Одессы. Я еще не знаю его фамилии.
