Ивасик, настройщик из Одессы, не выдержав, говорит:
— Слушайте, вы, комментатор спортивный… Заткните ваш микрофон.
Он прав: не нужно суесловия. Произошло несчастье — и мы еще не знаем, насколько страшно его обличье.
В моем мозгу, громыхая, перекатывается по клеткам бессмысленная информация; «Буря без снега опасна воздушными толчками». Боже мой, при чем тут буря без снега, ведь как раз снег явился причиной беды. «Если палатка протекает, маленькие дыры можно замазывать сливочным маслом», — это появляется еще одна, не менее бессмысленная информация. Впрочем, в ней есть крошечный смысл: слова принадлежат Ольге Семеновне. Почему–то вспоминается не то, как она кричала на меня, а я в ответ пытался что–то дерзить, но именно эти ее слова из какого–то давно позабытого инструктажа.
Здесь никто не представляет по–настоящему и не пережил на себе, что такое снежная лавина. Я мог бы рассказать об этом — о том, каково себя чувствуешь, столкнувшись с ней грудь в грудь. Но я только вспоминаю прошлое, перебираю в памяти его картины, иногда яркие, как цветная фотография, иногда зловеще закопченные, как засвеченная пленка.
Я вспомнил тот давний день, когда нам, группке альпинистов, пришлось спускаться по лавиноопасному склону. Мы не должны были этого делать, но боялись, что нам не зачтется восхождение, если не уложимся в контрольные сроки. Слева и справа от нас рыжели лавинные желобы, по ним изредка срывались грузные пласты слежавшегося снега.
Мы шли развязанные, чтобы не угодить в случае беды под лавину связкой. А один из нас даже сошел в желоб — там удобнее было спускаться. Казалось, что он всегда успеет оттуда выскочить. Он и выскочил, едва только услышал шум очередной лавины, и мгновенно «зарубился» ледорубом на гребне желоба, чтобы его не сорвало.
Первый вал ударил в него, взметнув комья и облако снежной пыли. Следующим наплывом его все–таки сорвало и потащило вниз. Лавина неслась широким фронтом, она как раз захватывала и гребень, на котором наш товарищ рассчитывал отлежаться.
Потом его вынесло на скальный островок, но и там он был недолго. Мы уже решили, что вот и конец хорошему парню. Я не передаю здесь чувств, какими сопровождалась эта мысль. Ясно, какие были у нас чувства. Мы онемели от внезапности постигшей нас беды, хотя в принципе чего–нибудь похожего всегда следует ожидать, если спускаешься по лавиноопасному склону.
Тот парень был искусным альпинистом. Он не потерял самообладания, даже попав во власть сокрушительной стихии. Вскоре мы увидели его снова — он уже сидел «верхом» на лавине после свободного падения с обрыва. Сидел и шевелил ногами, чтобы спуститься еще дальше. Он что–то кричал нам, но ничего не было слышно — ведь его уволокло намного ниже. Был к тому же ветерок.
