— Обещайте, что найдете ее. Или ее, или… правду. И уж тогда не скроете от меня ничего, — потребовал он твердым тоном.
— Вы уже теряли кого-нибудь? — спросил в ответ Максим Максимович.
— Отец умер в прошлом году. Но он давно болел. Его сослали из Польши в Грузию как политически неблагонадежного. В Тифлисе я и познакомился с Саломеей, не думайте, что я один из пажей в ее петербургском салоне. Я и в университет поступил только для того, чтобы быть к ней ближе, поэтому приехал сюда, а не к тетке в Варшаву, как обещал отцу.
— Мужайтесь, Коля, — крепко, как взрослому, пожал ему руку Грушевский на прощание. — Все будет хорошо. Княжна найдется. Не слушайте сплетни, не верьте журналистам, сейчас пойдет свистопляска, дело будет громкое. Ждите меня, я обещаю, что найду истину, чего бы мне это ни стоило.
На обратном пути Тюрк не выдержал и спросил безразличным тоном, зачем Грушевский солгал Коле? Он ведь уверен в обратном, в том, что княжна мертва, что правду найти невозможно. Ну и что? Необязательно разбивать сердце мальчику прямо сейчас. Надежда, даже на нечто несбыточное, но хорошее, все же лучше уверенности в плохом. Таково уж сердце человеческое, вздохнул Максим Максимович. Однако Тюрк непримиримо покачал головой. Грушевский же затосковал по теплой гостиной и горячему завтраку.
Но в дом им так и не удалось попасть. На пороге они встретились с Домной Карповной, она собиралась на островок, проводить в последний путь старца Тимофея Митрича. Весть о новопреставленном уже достигла монастыря, а стало быть, и архимандрита. С ней рядом топтались церковный служка, местный поп в полном облачении и несколько домашних слуг, которые, хоть и не так, как купчиха, но верили в святость озерного жильца. Они не прочь были поприсутствовать на знаменательном обряде, авось и это зачтется где-нибудь там, в мире ином. Никого из чужих не было, так как мало кто знал о кончине старца. Но это и к лучшему, сказала Домна Карповна. А то ведь народишко пошлый, ему подавай доказательства святости, нетленность, аромат мирра и тому подобное. Без этого людям верить тяжело. Но, видно, так и надо, чтобы спасаться было труднее.
По пути Домна Карповна вкратце рассказала Грушевскому свою горькую жизнь. Рано лишившись матери, она выполняла в доме обязанности хозяйки, заменила мать своему брату. Перед смертью отец выдал ее за купца-старовера, жениха она впервые увидела перед алтарем, обо всем было сговорено за ее спиной. Немалое приданое тут же пошло в оборот, муж слова доброго не сказал за десять лет семейной жизни, зато бил смертным боем. Все пять ее беременностей заканчивались выкидышами. А после смерти мужа, скоропостижно скончавшегося от удара, все его наследство, по давнишнему уговору с ее отцом, полностью перешло брату, Андрею Карповичу Зимородову, который хоть и не бил Домну, а все же воли тоже не давал. Жила она в его доме нищей приживалкой, служанкой и подмогой управляющему. Единственная ее отрада — племянники. Воспитывала сиротинушек тетка, так как вечно больная мать не могла присматривать за ними. А отец так и вовсе угнетал в них всякую веру и любовь, особенно в сыне своем. Мальчик пошел в мать, рос нервным и слабеньким, таким только любовь помогает. Совсем он озлобился, даже на тетку шипит, а тут назло отцу связался с пропащими людьми, смутьянами и богохульниками. Раньше он хотя бы к тетке прислушивался, Бога почитал, в церковь ходил, хотел даже в монастырь — в монахи постричься, да отец не позволил, как бы не на беду свою.
