Честный солдат, не говоря ни слова, поймал свежую лошадь, бродившую без седока, и попросил Джузеппе привязать к его ранам, которыми он весь был покрыт, смоченные водкой компрессы.
— Только бы мне туда доехать, — сказал он, взбираясь на коня.
В то время как Франц скакал в Жимонское аббатство за священником, человечек в черном, учившийся в Испании, давал графу лекарство из склянки и прикладывал к ранам разные мази, которых у него было множество. Джузеппе молча смотрел.
— Если у вас останется, — произнес наконец бедный солдат, — мне бы тоже нужно немножко.
Граф обернулся к итальянцу и, взглянув на него, спросил:
— А что, разве нам придется вместе отправляться в далекий путь?
— А вы как думаете? Я не из тех, что бегут в последний час.
По приказанию графа Гедеона бедняка положили возле него на солому, и они принялись толковать о старых походах.
Жители деревни, не заботясь об умирающих, занимались очищением их карманов и действовали удивительно ловко. Услышав, что есть чем поживиться в трактире, прочие тоже прибежали, как стая голодных собак, и с шумом и криками принялись стаскивать платье с мертвых.
— Смотри не вздумай умереть первым! Ведь нужно же будет кому-нибудь привезти меня домой, в Монтестрюк; я на тебя рассчитываю, — сказал граф, обращаясь к Джузеппе.
— Ну еще бы! Ведь господин всегда должен идти впереди!.. Я могу и подождать.
Вдруг раздался шум на улице, и толпа расступилась: это Франц возвращался во всю прыть, одной рукой держась за седло, а другой хлестая лошадь запыхавшегося святого отца. Франц подъехал прямо к графу Гедеону и сказал:
— Вот и священник!
Едва он это выговорил, как свалился на землю. Его рот судорожно сжался, он раскрыл глаза и больше уже не шевелился.
Джузеппе, приподнявшись, перекрестил бедного товарища.
— Вот и первый, — прошептал он.
Граф приподнялся и сел, а священник возле него.
— Святой отец! Я делал не много добра, и редко; много зла, и часто; но никогда и ничего против чести… Я умираю добрым католиком. Вот сейчас только я избавил свет от гнуснейшего мошенника.
— Знаю… знаю, — кивнул священник.
— Надеюсь, что это мне зачтется там, на небесах.
Священник нерешительно покачал головой; потом, наклонившись к умирающему, спросил:
— Раскаиваетесь ли вы в грехах своих, сын мой?
— Горько раскаиваюсь.
Священник поднес распятие к губам графа, который набожно его поцеловал, потом перекрестил большим пальцем его лоб, уже покрывшийся липким потом. Окончив исповедь, граф попросил верного Джузеппе достать ему лист бумаги, перо и чернильницу. Человечек в черном, не сводивший с него глаз, достал все это из кожаного футляра, висевшего у него на поясе, и, положив бумагу на колени раненому, сказал боязливо:
