Раздетый, в одних брюках и рубашке, я, небрежно расталкивая всех в стороны, метеором спустился вниз и выбежал из подъезда на морозную улицу, где под подъездом образовалась уже довольно приличная толпа зевак. Окна первого и второго этажей были почти полностью разбиты, — из них ясно слышались громкие шокирующие крики хозяев.
Но я не обращал внимания ни на кого из людей, устремив свой пораженный взгляд лишь в одну точку — на пылающую груду металлолома, которая еще пару минут назад была автомобилем. Подойти к ней близко было невозможно — не позволяло яркое пламя, которое никто и не собирался тушить. Всё, что находилось внутри машины, уже явно превратилось в пепел.
Два автомобиля, стоящих рядом, тоже успел захватить огонь. Их хозяева, выбежавшие из подъезда, хватали руками снег из сугробов и пытались хоть что-нибудь предпринять для спасения своей техники. Кто-то бросился им на помощь, но этим кем-то являлся явно не я, — я просто стоял истуканом на месте и бездумно глазел на огонь…
Ни одна из слегка подгоревших машин не была Юркиным «Опелем». Им могла быть лишь та груда пылающего металлолома, к которой никто не решался приблизиться и от которой не осталось ровным счетом ничего живого. А так, как Юрки рядом не оказалось, вывод напрашивался сам собой — он находился внутри…
Бессонная ночь, проведённая в здании управления внутренних дел, никогда не может сказаться положительно на состоянии здоровья человека. Эту истину я усвоил уже давно, ещё в восемнадцатилетнем возрасте, когда с толпой таких же пьяных подростков, как сам, имел наглость затеять драку с другой группой ребят. Друзья, которых тогда обе компании провожали в армию, давно уже находились в военкомате, а мы всё продолжали выяснять отношения между собой до тех пор, пока силами милицейского наряда не были успокоены и «обласканы». Более везучим из наших товарищей удалось вовремя удрать с места происшествия и обойти стороной сию не слишком приятную процедуру, но я, к сожалению, к таковым не относился, поэтому вынужден был коротать ночь вдалеке от родного дома. Пришедшие на утро мои родители предъявили дежурному офицеру повестку, гласящую о том, что через неделю, возможно, подобная драка повторится, но только без моего участия, потому что я к тому времени буду уже внутри призывного пункта. Дежурный, конечно же, пошел на уступки «будущему защитнику отечества», но перед тем, как меня отпустить, всё же прочитал мне необходимую лекцию о примерном поведении, из которой я не понял буквально ничего, кроме, разумеется, насыщенных матерными словами высказываний. Мне пришлось молча кивать головой и со всем соглашаться. От отца дома я подобного не услышал. Он мне в то время разрешал всё, потому, что знал, — вскоре его сыночка ждёт чуткое воспитание армейских офицеров, отличающихся куда более «интеллигентными манерами», чем их милицейский коллега, — они то и проведут со мной весь необходимый курс важного жизненного обучения.
