С поднятой рукой Токви-Тэй обернулся. Перед ним стоял вождь апачей.
Рука шошона опустилась сама собой.
— Виннету!.. — произнес он.
— Разве вождь шошонов считает меня за безымянную собаку?
— Кто смеет сказать это?! — отвечал Черный Олень.
— Разве он не назвал безымянными собаками тех, кто взял его в плен?
Нож выпал из рук шошона: истина начала понемногу открываться ему.
— Так победитель Виннету?
— Нет, не он, а его белый брат. Он показал на Разящую Руку.
— Уф, уф, уф! — вырвалось у Черного Оленя. — У Виннету есть только один белый, которого он называет своим братом. Неужели глаза Черного Оленя имеют удовольствие видеть здесь Нон-Пай-Кламу, самого знаменитого из белых охотников?
— Тот, кто одолел Черного Оленя, не мог быть безымянной собакой! Разве мой краснокожий брат — ночная сова, которую без всякого труда можно поймать в ее собственном гнезде? Брат мой — знаменитый охотник и воин, и тот, кто похитил его из собственного вигвама, должен быть героем, носящим громкое имя.
Шошон ударил себя по лбу и сказал:
— У Токви-Тэя была голова, но в ней не было мыслей.
— Теперь пусть мой брат скажет, должен ли он умереть, когда он знает, что его победитель — Разящая Рука.
— Нет, — без колебаний ответил Черный Олень, — он может жить.
— Да, потому что он доказал, что в груди его бьется не робкое сердце, ибо он не хотел пощады от руки врага. Разящая Рука повалил одним ударом кулака Мог-Ава. Разве это позор для молодого храброго воина?
— Нет, он может жить.
— Разве мой брат не знает, что Разящая Рука и Виннету — друзья всех храбрых краснокожих воинов?
— Да, Токви-Тэй это знает.
— Так пусть он выбирает, будет он нашим братом или врагом? Если он желает быть нашим братом, то его враги будут нашими врагами; если он этого не желает, то мы правда отпустим на свободу его, его сына и разведчиков, но прольется много крови из-за обоих белых пленников, и жены шошонов закроют свои лица и будут петь надгробные причитания в каждом вигваме и у каждого костра. Виннету кончил.
В продолжение нескольких минут царило молчание. Личность и речь апача произвели на индейцев сильное впечатление. Наконец Токви-Тэй наклонился, поднял нож, который у него выпал раньше, воткнул его лезвием в землю по самую рукоятку и сказал:
— Как скрылось острие этого ножа, так пусть исчезнет всякая вражда между сыновьями шошонов и храбрыми воинами, среди которых они теперь находятся.
Затем, вытащив нож из земли и подняв его острием вверх, продолжал:
