– Винц, прекрати!
Винц что-то недовольно проворчал, а меня встряхнули за плечи.
– Вы меня слышите? – надменные глаза смотрели в упор.
– Не уверен, – покачал головой я.
– Садитесь, – невесть откуда взялся стул.
– Ну, – после непродолжительной паузы ко мне снова обратились с вопросом, – так кто вы такой? И зачем напали на курьера, а потом на охранника? Советую, – глаза франта из надменных сделались доверительными, – говорить правду, иначе, – он глубоко вздохнул и выразительно посмотрел туда, где располагался бугай Винц.
Когда делают подобные намёки, а сзади сидят два центнера мышц, темнить совершенно не хочется. Впрочем, я и не собирался, потому что не меньше остальных желал ясности.
– К вам в казино меня послали пенальцы, – вздохнул я, – раздобыть доказательства торговли наркотиками.
– Ну, а вы? – поторопил меня управляющий.
– Я и раздобыл, вот только вместо наркотиков в саквояже оказались очень занятные документики, – я скосил глаза на кейс, стоящий теперь возле огромного письменного стола.
– И решили принести его мне?
– Угу.
– Позвольте поинтересоваться зачем? – франт закинул одну ногу на другую.
– Как? – опешил я. – Там такие сведения, что они непременно должны попасть к земному правительству.
– А вы значит, у нас патриот?
Я задумался. Нет, гимнов перед сном не пою и президентов на груди не ношу. Но за державу бывает обидно, а это есть первый признак патриотизма. Хоть и неочевидный. Судя по всему, мои рассуждения отразились у меня на лице, потому что лакированные ботинки качнулись, а их владелец одобрительно проговорил.
– Что ж, похвально! Обещаю, документы окажутся там, где нужно, а вас… – франт выдержал паузу. – Винц, подбери болото поглубже, желательно на отшибе, так, чтобы нашего друга никто не нашёл.
Сначала я подумал, что ослышался, но взглянув на управляющего, понял, что он говорит серьёзно.
– Послушайте! – я отпрыгнул от нависшего надо мной Винца. – Вы не можете так со мной поступить!
– Отчего же? – хлыщ достал пилку и, как ни в чём не бывало, принялся ровнять ногти. – Не только могу, более того, я обязан так сделать. Потому что избавиться от свидетеля, да ещё такого, который нарушил привычный порядок вещей, есть первейшая необходимость. Так что, – вздохнул управляющий, подводя черту под всем сказанным, – как говориться ничего личного, земля тебе пухом, – и он улыбнулся такой улыбкой, от которой стало бы не по себе кобре.
Пристрелить бы гада, жаль пистолет отобрали. Я уже изготовился продать свою жизнь подороже, как меня осенило.
