— Можно выстроить вокруг нее прочный забор, — предложил Старик Пратер, — и оставить все как есть, пока не решим, что делать.
— Чушь, — отрезала Мэри. — Господи помилуй, зачем нам забор? Только и делов, что пойти туда и…
— Нет, — ответил Леонард. — Нет, так нельзя. Мы не знаем…
— Мы знаем, — парировала она, — что он может перемещать мелкие объекты, но ничего увесистого ни разу не появилось. И все предметы были неодушевленными. Ни кролика, ни белки. Даже мышки — и той не было.
— А может, мыши там не водятся, — оживился Старик Пратер.
— Чепуха! Мыши есть везде.
— А пагода?! — возразил Леонард. — Во-первых, она не так уж близко от машины, а во-вторых, весьма массивна.
— Зато неживая! — стояла на своем Мэри.
— Помнится, вы упоминали какие-то миражи, — повернулся я к Старику Пратеру, — в которых были здания и люди?
— Да, — ответил тот, — но они выглядели призрачными.
— Боже мой, если б я был уверен, что Мэри права! Может, машина действительно не оказывает влияния на живых существ?
— Знаешь ли, это чудовищный риск, — возразил Леонард.
— Да что с тобой? — спросила Мэри. — Никак не пойму, что с тобой творится. А, кажется, поняла. Ты никогда не рискуешь, не так ли?
— Никогда. Это лишено всякого смысла. Щенячья возня.
— Вот то-то и оно. У тебя компьютер вместо мозгов. Куча махоньких математических уравнений, заменяющих тебе жизнь. Ты не такой, как мы. Я вот рискую, и Чарли тоже рис…
— Ладно, — вмешался я, — хватит спорить, я сам все сделаю. Вы говорите, что пальцы лучше всех инструментов, — значит, так и сделаем. Скажите только, в какую сторону вертеть.
— Нет, это должна сделать я, — схватила меня за руку Мэри, — Ведь это я все затеяла, мне и расхлебывать.
— А почему бы вам обоим, — по-хамски, нагло выговорил Леонард, — не вытянуть по соломинке, чтобы решить, кто пойдет?
— А вот это славная идея, — одарила его улыбкой Мэри, — но только не обоим, а всем троим.
Старик Пратер все пытался что-нибудь чирикнуть, и теперь наконец его прорвало:
— Это будет пределом глупости! Скажете тоже, соломинки! Ни за что. Не позволю. Но раз уж вы собираетесь тянуть соломинки, то их должно быть четыре.
— Не пойдет, — отрезал я. — Если мы втроем застрянем во времени и быстро умчимся в неведомые края, то кто-то должен будет все объяснить, а вы прекрасно подходите на эту роль. Вы все прекрасно объясняете. За многие годы вы хорошо напрактиковались.
Разумеется, это было чистой воды безумие. Если б мы потратили на обсуждение хоть тридцать секунд, то наверняка бросили бы это дело, но рассуждать мы не стали. Во-первых, все это застало нас врасплох, а во-вторых, каждый вложил в этот проект что-то от себя лично — и отступать было поздно. Конечно, Леонард мог бы отказаться, но ему мешала гордыня; если б он сказал: «Нет, я не участвую», — на том бы все и кончилось, но это было бы равнозначно признанию в трусости, а уж такого он себе позволить не мог.
