Тот, кто присмотрит за мной | страница 21
Майкл. Что они делают?
Эдвард. Остаются. Арабы — они песню любят. Они слыхали, мы отлично поём.
Эдвард(поёт песню «Безбрежна гладь»):
Адам подпевает Эдварду.
Адам и Эдвард.
В конце песни Майкл, а следом Эдвард и Адам, звенят цепями. Внезапно наступает тишина.
Эдвард. Тихо у них там. Видать, ускользнули куда-то наши арабы.
Майкл. Понравилось им?
Эдвард. Не сказали.
Майкл. Задохнуться можно от такой невоспитанности.
Эдвард. Эти ребята никогда не разговаривают. Молчание — вот их сила. Неосторожный разговор стоит не одной жизни. Это нацарапано на каждой стене от Белфаста до Дерри. Доводилось мне встречаться с такими ребятами. Поехал как-то раз в Ньюри, там снова начались возмущения, и по дороге остановил, идиот, машину подвезти какого-то с виду подзаборника. Он сел в машину, и тут я увидел у него рюкзак. Я ничего про рюкзак не сказал, начал заводить разговор — ни фига. От него — ни слова, кроме да и нет. В конце концов я у него спросил — что в рюкзаке? Он посмотрел на меня и говорит: «Не твоё собачье дело!» Меня пот прошиб. Мы как раз подъезжали к полицейскому блокпосту, я остановил машину и снова спросил про рюкзак. Он в ответ: «Не твоё собачье дело!» Я сказал: «Забирай рюкзак и выметайся из машины». Он открыл дверь да как побежит! А рюкзак остался лежать. Я, уже слепой от пота, открыл — открыл рюкзак. Открыл.
Майкл. Что было в рюкзаке?
Эдвард. Не твоё собачье дело.
Все тихо смеются, но Майкл тем не менее растерян.
Майкл. Эдвард, что было в рюкзаке?
Эдвард. Майкл, я пошутил.
Майкл. А, понял, понял! В рюкзаке же не было ничего. Отлично! (Смеётся.) Очень смешно, Эдвард.
Эдвард. Время для историй. Мик, ты нынче в ударе. Рассказывай.
Майкл. Есть одна жутко печальная история. Староанглийская поэма, называется «Странник».
Эдвард. Мы хотим весёлую.
Майкл. Есть очень весёлая средневековая история — называется «Сэр Орфео». Вообще-то в её основе лежит миф об Орфее из Овидия, и отступления от классических источников проявляют присущий средневековому сознанию оптимизм и абсолютную веру человека в торжество блаженства над безысходностью. Я нахожу это мировоззрение гораздо более глубоким, нежели сомнения эпохи Ренессанса. Сомнение — оно бывает порой весьма пагубным. Оно занимает определённое место — безверие, я и сам порой от него страдаю…