В Рудневе такой одноцветности нет.
Сначала он стремится сплавить в один поток новую, пролетарскую революционность и лучшее в допролетарской (крестьянской и буржуазно–демократической) революционности.
Увидев изъяны допролетарской революционности, он отбрасывает чуть ли не все в ней — даже ее великие общечеловеческие ценности. Он называет стремление создать такой сплав — «половинчатостью», а «половинчатость — это шаг к предательству».
Андрей идет тем путем максимализма, которым шли тогда многие горячие головы. В романе «Утро» его однобокость еще не очень ярко освещается писателем, а иногда даже романтизируется. В более поздних книгах — в «Жизни и подвигах Родиона Аникеева» (1965), в «Корневых и времени» (1969) и в продолжающем ее «Крушении надежд» (1976) — А. Явич пристальнее следит за тем, как именно новые ценности срастаются со старыми, строже относится к однобокостям в этом сращивании.
В 60‑е годы, переиздавая «Утро», А. Явич заметно улучшил роман: он снял навязанный ему ранее облегченный конец, освободил от лакировки трагизм суровых времен, сократил описательные длинноты, авторский комментарий, очерковую информацию.
* * *
Человек идеальных устремлений, который смотрит на жизнь через призму своих идеалов, — самый частый герой писателя. У этого психологического вида есть разные социальные разновидности. На одном краю шкалы стоит здесь человек революционного действия — Андрей и очень похожий на него Вадим Корнёв; на другом — романтический утопист Родион Аникеев или более реалистический и более созерцательный Алеша Корнёв.
Все они, но каждый по–разному, мечтатели и идеалисты, которые хотят перестроить жизнь согласно своим идеалам. Они стоят в ряду главных в те времена носителей человеческих идеалов, а Андрей объединяет ценности общечеловеческие и революционно–пролетарские (которые также несут в себе общечеловеческие ценности). В сопряжении этих двух громадных потоков — особая всемирно–социальная роль людей такого типа, их неповторимый вклад в историю. К ним относились многие интеллигенты большевики и многие люди из творческой интеллигенции. Не случайно фигура такого объединителя (в самых разных ее вариантах) стоит в числе основных героев советской литературы.
Слить два эти потока — дело огромной исторической трудности. Легче — хотя тоже непросто — отыскать то, что в них совпадает. Куда мучительнее найти то, что несовместимо, что не уживается друг с другом, — особенно в это бурное время.
