И, оглушенный этой вспышкой, он вдруг кинулся бежать — «бежать от этого ужаса, когда люди, ничем не отличающиеся друг от друга — ни одеждой, ни языком, — опьяненные жаждой крови и убийства, сейчас же, вот сию же минуту ударят в штыки».
Это — одна из ключевых сцен романа, та самая острая ситуация, которая, как рентген, просвечивает глубины характера и, как увеличительное стекло, укрупняет все в человеке — его доблести и слабости, достоинства и изъяны.
Чувства Андрея легче всего назвать первым страхом новичка, трусостью дебютанта. Наверно, доля такого страха в них есть, но главное тут — страх не за себя, а за других, «за человечество»; это ужас перед смертоубийством, противным самой природе человека, ужас перед варварством войны — самого бесчеловечного состояния человеческой жизни.
Это чувства «общечеловека», а не «эго–человека», не обычного естественного «я-центрисга». И вместе с тем это чувства внесоциального человека, которые режуще диссонируют с классовым долгом Андрея. И проявляются они — в поведении — как эгоистическое, только о себе заботящееся бегство от этого варварства.
Впрочем, Андрей быстро приходит в себя. Его охватывает ужас от того, что он сделал, и в новых боях он всегда кидался в самые горячие точки, а отвага его была отчаянной храбростью самолюбия, храбростью напоказ.
Таким был Андрей в начале пути: неустойчивый эмоционал, готовый отдать жизнь за высочайшие идеалы — и за то, чтобы не прослыть трусом. Он незрел, полон противоречий, но в душе его с самого начала есть то, что станет потом его стержнем — тяга к настоящему, а не к мнимому добру, решимость бороться с настоящим классовым врагом, с истинным социальным злом. Эта тяга уже с самого начала правила им, и она привела его к революционерам–большевикам.
Позднее, после многих дней испытаний, Андрей откажется от своего романтического псевдонима, и вместе с ним от многого в себе самом. «Якобинца больше нет, — скажет он. — Я дорого заплатил за его ошибки и заблуждения». Это — шаг вперед в душевном развитии Андрея, прогресс, и, как всякий прогресс, он состоит из приобретений и потерь. Андрей со свойственной ему порывистостью рвет не только с абстрактно–романтическими идеалами, но и с некоторыми истинными идеалами прошлого. «Раздвоенность» сменяется в нем «однобокостью», на смену одной крайности приходит другая.
Умение видеть человека в развитии и в борьбе противоречий — одна из главных реалистических традиций литературы. Там, где А. Явич придерживается ее, герои его жизненно сложны, не однолинейны; там, где этот принцип социальной и психологической диалектики не соблюден (это бывает чаще с второстепенными, но иногда и с главными героями), персонажи выглядят однолинейно, как, например, Гроза и некоторые белогвардейцы.
