— А скажите, у вас иностранные студенты учатся.
Майя только собиралась ответить, как вместо нее заговорил Филипп. Он слегка насмешливо оглядел девушку и мягко, но уверенно ответил:
— Да, но это не каждому по зубам. Тем более…
Договаривать не стал. Мол, сама пойми. Эмма выпрямилась, задрав подбородок и слегка прикусив губу, смерила его оценивающим взглядом с ног до головы, а потом выдала:
— Вы, господин Рудинский, плохо знаете Беспольских. До свидания, Майя Михайловна. Я не прощаюсь.
Бросила ему еще один взгляд, в котором ясно читался вызов, и ушла. Слегка ошарашенная Майя взглянула на своего коллегу и друга. Тот пристально и как-то хищно смотрел девушке вслед. Куда делась его флегма, его сутулость, руки в боки уперты, даже ростом выше стал. Потом словно пришел в себя и повернулся к Майе, пытаясь вести себя, как ни в чем не бывало. Но поздно, она-то все заметила.
— Быка за вымя, говоришь? Ну-ну… — подумала Майя, а вслух ехидно спросила, — Вам на лекцию не пора, господин Рудинский?
Вечером пошел дождь. Майя тревожно выглядывала в окно. Сидел он. Сидел там, под дождем. Как немой укор. В конце концов, не выдержала, накинула плащ, взяла зонт и вышла. Когда она уже была в дверях, ее окликнул Сережа:
— Куда на ночь глядя? Дождь во дворе.
— Мне надо…
— Какого черта! — взбеленился сын, — Пусть катится к себе! Нечего сидеть тут, давить на жалость!
— Сережа! На улице дождь.
Сын зло фыркнул и ушел к себе в комнату.
Дождь припустил сильнее, Влад успел промокнуть, но не хотел замечать этого. Он сидел здесь, вспоминая, как провожал Альку. Вид у Альки теперь был умиротворенный и слегка смущенный одновременно. Будто отгреб от жизни подарок, но сам еще толком ничего не понял. Повезло парню, его Нелька рядом с ним, в глаза смотрит, пылинки сдувать готова. Дочка… Тоже с ним… Эх…
Майю он заметил не сразу, был погружен в свои мысли, только когда она подошла вплотную. А как заметил, задохнулся от неожиданности, онемел.
— Влад, иди домой.
— Нет, — мужчина качнул головой, потупился.
— Влад, дождь на улице.
— Ничего, — не поднимая головы.
— Влад… Чего ты хочешь…
О, он много чего хотел, очень много… Но просить об этом не решался. Потому сказал самое простое, человеческое:
— Есть хочу, Майка… голодный я… Котлеток бы… — и посмотрел на нее и сглотнул.
Добил. Добил он ее этим жалобным «котлеток».
У нее набежали слезы:
— Пойдем. Не надо сидеть под дождем. Ужином накормлю.
Он ничего не ответил, потому что слова не пролезали в горло, там встал ком, и по щекам потекла вода, но только не от дождя. Поднимаясь вслед за Майей, Влад Марченков боялся поверить тому, что его, наконец-то, впустят. Впустят туда, куда ему так отчаянно хотелось.
