— Ты? Но ведь ты плод моей фантазии!
— Может, и так. Но я сильнее тебя. Как надумаешь сдаться, подведи ее к зеркалу. Тут-то я и возьмусь за дело. Буду твоим адвокатом. Вместе мы непременно выпутаемся из сетей этой мегеры. Ну что, идет?
Икротаус заколебался. Жухлая кожа на его лице (хотя он был еще довольно молод) пошла пятнами.
— Договорились? — напирало отражение.
Авантигвард уже собрался заключить сделку, но тут в покои ворвалась Терри. Та самая, которую в народе именовали ведьмой. Отражение скорчило недовольную гримасу и убралось восвояси.
— Что ты перед зеркалом кривляешься? Как маленький! — бросила та и медоточиво добавила: — А я тебе вина принесла, красного.
Иной раз в ее словах сквозила такая напускная заботливость, что хотелось бежать без оглядки. Но дворец стал для Икротауса темницей, а золотая цепь у него на шее представлялась удавкой, которая нет-нет да и затянется. Эта цепь со знаком власти гнела его. Он прекрасно понимал, что страна под его «чутким» руководством превратится в руины, а ведьма наживется на добыче лунного камня и укатит в свою заморскую державу.
«Смирись, — сказал себе Икротаус. — Ты сам виноват».
«Нет! — беззвучно крикнуло отражение. — Не смей смиряться! Действуй!»
Терри поставила на покрывало поднос с бокалами. В них безобидно искрился рубиновый кагор. Отражение видело, как в один из бокалов она подсыпала яд.
«Презренная женщина! Неужели все они одинаковы? Коварно подберутся к тебе, вотрутся в доверие, а потом — раз — и ключик, который ты бережно хранил у сердца, украден. Ты таешь, ты превращаешься в этакую безвольную лужицу или смиренный половичок, о который можно смело вытирать ноги. Пора с этим кончать!», — сказало Икротаусу отражение. К вышеупомянутой особе оно питало явную неприязнь.
— Выпьем за процветание, — предложила Терри. — Бери бокал. Да нет, не этот. Другой.
Авантигвард сразу смекнул, что к чему. За суетливостью ведьмы наверняка кроется обман. А то, может статься, и предательство. Хотя, что лжецы, что предатели — всё едино. Они как головня на колоске светлых человеческих чувств.
Правитель отодвинул бокал, и отражение бесшумно поаплодировало. «Вот, это я понимаю. Если хочешь показать характер, нет ничего лучше отказа».
— С этого дня, — решительно сказал Икротаус, — ты отстраняешься от дел. Теперь государственными вопросами я буду заниматься лично.
Терри побледнела и столь же решительно ударилась в слезы. Она так умело разыгрывала из себя жертву непонимания, что на месте Авантигварда смягчился бы любой. Но первые пять минут тот был непреклонен. Следующие десять он мрачно раздумывал, способна ли женщина биться в истерике более получаса. Когда же истекло полчаса, не выдержал и потряс ее за плечо:
