В поле я принялся махать мотыгой, но никак не работалось. А как подумал, что больше не увижу, как Фэнся рядом со мной режет траву, у меня и вовсе не стало силы.
Тут я увидел, как вдоль поля идет старик лет шестидесяти и ведет за руку Фэнся. Она плачет, прямо вся трясется от рыданий, а звука нет. И все время рукой смахивает слезы — чтобы не мешали меня видеть. Старик улыбнулся и говорит:
— Не волнуйся, я ее не обижу.
И потянул ее прочь. Она идет за ним и все поворачивается так, чтобы меня видеть.
Потом они ушли далеко, и я уже не мог разглядеть ни ее глаз, ни руки, которой она смахивала слезы. Я не выдержал и сам расплакался. Пришла Цзячжэнь, я ее укоряю:
— Я же просил ко мне ее не присылать.
— Я не присылала, она сама захотела с тобой попрощаться.
Когда Фэнся уводили, Юцин смотрел ей вслед как потерянный, потом взглянул на меня, но подойти не решился. Он меня боялся — ведь я его ударил, еще когда он был в животе у Цзячжэнь.
За обедом он только немного поклевал, а потом положил палочки и спрашивает:
— А где сестра?
Цзячжэнь опустила голову и говорит:
— Ешь!
— Когда вернется сестра?
У меня на душе было муторно, я хлопнул по столу и заорал:
— Фэнся не вернется!
Он вздрогнул и притих. Я уткнул голову в плошку. Юцин сказал:
— Хочу сестру!
Цзячжэнь объяснила ему, что Фэнся отдали в другую семью, чтобы скопить денег ему на учебу.
Тогда Юцин закричал:
— Не пойду учиться! Хочу сестру!
Я было пропустил это мимо ушей, но он повторил:
— Не пойду учиться!
Тут уж я решил, что надо его наказать и приказал:
— Становись к стенке!
Он оглянулся на Цзячжэнь. Она промолчала.
— Спускай штаны!
Он опять посмотрел на Цзячжэнь. Она опять ничего не сказала.
Он спустил штаны, а когда я замахнулся веником, попросил:
— Папа, не бей меня!
Тут с меня гнев слетел, я подумал, что он не виноват, ведь Фэнся его вырастила, он по ней скучает. Я потрепал его по голове и велел:
— Ешь!
Прошло два месяца, настала Юцину пора идти в школу. Фэнся уходила от нас в хорошей одежде, а Юцину на учебу нечего было надеть, кроме лохмотьев. Цзячжэнь села перед ним на корточки, тут поправит, там отряхнет — а все равно оборванец оборванцем. Она грустно вздохнула, а Юцин вдруг говорит:
— Не пойду в школу.
Я-то думал, он все давно забыл. На этот раз я не рассердился, а спокойно объяснил ему, что Фэнся отдали в люди, чтобы он мог ходить в школу, и он должен учиться на «отлично», чтобы ее не огорчать. Но он твердил свое:
— А я не пойду в школу!
— Опять задница зачесалась?
