Я сижу в оружейке, пересчитываю стволы и сверяю их количество с записями в книге. В казарме больше никого нет, я один. Сейчас вечер, и все где-то шарятся. Тренчик с утра собирался на взлетку, он теперь постоянно ходит на взлетку и просится на все борта – ему все равно, куда улетать, лишь бы подальше отсюда, – но его не берут. Зюзик где-нибудь шкерится – последний раз старшина пинками выгонял его из каморки под лестницей: он проспал там почти двое суток. Осипов пошел за жрачкой в летную столовую, старшина с Минаевым не показываются. Разведка почти вся в Моздоке – у них там с местными какой-то бизнес, и они частенько остаются ночевать в городе. Так что я предоставлен самому себе.
Спать мне – удивительное дело – не хочется, я запираюсь в оружейке, единственный ключ сейчас находится у меня. Так что в случае появления в казарме разъяренной разведки мне ничего не грозит. Конечно, при желании и меня можно выкурить – дымовыми шашками, например, или взрывпакетами, но это уже крайности.
Ночь. Пустая казарма. Тишина. Даже штурмовиков не слышно. Страха совсем нет. Я склонился над журналом и пишу. Мне представляется, что я писатель и работаю в своем отдельном кабинете, а за стеной на ковре возятся мои дети, и жена пьет чай, и собака играет с чучелом вороны, и стоит только выйти из оружейки, как я окажусь в сказке…
Мои мечтания прерывает сильный хлопок и вслед за ним – вой падающей мины.
Я валюсь набок вместе с книгой, сшибая со стола какие-то затворы и гранаты, и замираю между снарядными ящиками, скорчившись в позе эмбриона.
Мина ревет, как сатана, она кричит, и свистит, и летит прямо в меня, громко и очень страшно.
Моя спина становится огромной, как мир, и промахнуться невозможно.
«“Чехи” в Моздоке», – успеваю подумать я.
Мина падает чертовски долго, наверное, целых полсекунды. Но взрыва не происходит, зато за окном все озаряется ядовитым химическим светом. В ногах появляется приятная расслаб ляющая дрожь, все тело прошибает потом. Сигналка… На них ставят звуковой сигнал, и когда они срабатывают, то свистят и кричат, словно падающие мины.
Ракеты со свистом взлетают одна за одной – красные, белые и зеленые – и сквозь окно неровным мерцающим светом освещают оружейку. Я лежу между ящиками, зажав в руках книгу, тело ломит, как после тяжелой работы, не хочется шевелить ни рукой, ни ногой, как будто я всю ночь таскал камни. От страха очень сильно устаешь.
Из госпиталя возвращается Саид. При штурме Бамута ему прострелили голень, и он два месяца лежал в госпитале, а потом долго отдыхал в отпуске, который сам же себе и назначил. Теперь приехал увольняться.
