Меня перетягивают ремнем между лопаток, и от неожиданности я лечу на пол. Сверху на меня валится Тренчик.
– Встать! – орут над нами.
Я вскакиваю и тут же получаю тяжеленным кирзачом в живот. Внутри булькает, но боли я не чувствую – удар был мощный, но медленный, тупой, меня просто поддели на сапог, как котенка, и откинули на несколько метров.
– Отнесите его в санчасть, – говорит Боксер, показывая на Осипова.
В полку никого нет, плац пустой, казармы не светятся. Санчасть закрыта. Андрюха приходит в себя; похоже, у него сотрясение мозга.
– Да, блин, – наконец говорит Тренчик, – в учебке-то, оказывается, был рай.
В казарму мы возвращаемся только под утро.
Развод. Мы стоим в каре вокруг командира полка. Он рассказывает нам про дедовщину. Около полкана, опустив глаза, стоит молодой дух с огромными синяками под глазами. Дух ощущает себя стукачом: нас здесь умудряются бить так, что мы же чувствуем себя виноватыми. И еще дух боится ночи, он знает – сегодня ему не жить.
– Ведь вы же солдаты, – говорит полкан, – вы все – солдаты, зачем вы избиваете друг друга! Ведь вам же всем памятник поставить надо за то, что вы делаете там! Каждый из вас – герой, и я преклоняюсь перед вами. Но удивительное дело: каждый герой там – последняя мразь и алкоголик здесь! Предупреждаю: перестаньте избивать молодых! Мне не хочется сажать вас, не хочется начинать уголовные дела, но, видит Бог, это избиение – последнее! Следующего я посажу. Клянусь честью офицера – посажу и не посмотрю ни на какие ордена, пойдете у меня по полной, на десять лет!
За нашей спиной раздаются звон разбитого стекла и треск ломающегося дерева. Мы оборачиваемся. Из окна первого этажа вылетает дух. Он с кряканьем падает на землю, а на него сыплются осколки стекла и щепки. Дух закрывается от них руками. Несколько секунд он лежит неподвижно, потом вскакивает и пускается наутек. Из окна высовывается пьяная рожа и кричит ему вслед:
– Убью, сука!
Полкан молча наблюдает эту сцену, машет рукой и распускает полк.
Сегодня в роте впервые появляется начальство. Оказывается, у нас есть начальство, просто оно было в Чечне, и мы ничего о нем не знали. Командир роты, майор Минаев, и старшина, прапорщик Савченко, пригнали оттуда сгоревший бэтээр.
Теперь у нас под окном стоят две подбитые бэхи, две продырявленные шишиги и один сгоревший бэтээр. Кто погиб в этих машинах, мы не знаем.
Минаев со старшиной полдня бухают в каптерке. Потом зовут нас.
На столе ополовиненная бутылка водки, хлеб, консервы, лук. Майор валяется на куче бушлатов в углу. На него невозмутимо смотрит восседающий на подоконнике прапорщик Савченко.
