– Привет, Теодор.
Теду показалось, что он помнит затянувшийся торг, который завершился соглашением, что называть его надо Тедом. А может, и нет.
– Привет, сестра смерти.
– Консультант в горе.
– Привет, консультант смерти.
Она терпеливо улыбнулась, но не поддалась ни на уловку, ни на чары.
– Как мило, что вы приехали побыть с отцом.
– Как мило, что вы… несете… смерть, ну, в смысле, на дом, обходы делаете, кхм.
– Надолго вы?
Тед осознал, что ему до зарезу хочется пустить пыль в глаза этой женщине – сосиски есть на скорость, например, – и покачал головой: он понимал, что этой мысли тут не место и не время. Ответил:
– Знаете что, да сколько потребуется. Я такой вот человек. Благодетель. Это мое. Я делаю благо.
– Вы – благодетель.
– Угу. – Он уставился в ее темно-карие глаза – в них были крапинки янтарного и орехового, словно прожилки в драгоценном камне, что намекают на сокровища, скрытые внутри. Ему по-прежнему хотелось сказать ей, что он ради нее сосиски готов жрать, пока не лопнет, но прикусить язык ума хватило.
Она сказала:
– Ух ты, смотрите-ка. У вас отцовы глаза.
Тед почуял, что Марти ей очень нравится и что быть на него похожим, вероятно, в кои-то веки неплохо.
– Ну, думаю, я на пятьдесят процентов – он, в гинекологическом смысле.
Тед почувствовал перемену погоды. Будто сказал что-то странное, но не понял, что именно. Попытался проиграть в голове, что именно сказал, но слышно было плохо.
– Вы хотели сказать «в генеалогическом смысле».
– Да, я так и сказал.
– Вы сказали «в гинекологическом».
– Нет, не сказал.
– Сказали-сказали.
– Это вы так сказали.
Боже, какой идиотизм. Ему что, четыре года? Возможно. Он заметил их отражение в зеркале в прихожей. Ее он увидел первой, и его поразил этот профиль напротив – другой человек, красавица, да, но появилось новое измерение, глубина, скрывавшая столько же, сколько являвшая. А следом увидел себя. На нем были старые пижамные штаны нью-йоркских «Янки», доходившие до середины голени, на манер кюлотов. Что надо вид. Пузо… с пузом он сейчас не готов был разбираться совсем и потому взялся за патлы, бля. Сгреб их в горсть и закрутил в подобие узла. У линии волос заявил о себе пот.
– Вы сказали, что вы на пятьдесят процентов ваш отец, «в гинекологическом смысле». Похоже, придали новую глубину обороту «яблоко от яблони…».
– Ужас какой. Нет. Ни в коем случае. Но в любом случае, если мы об этом… уверен, я куда больше пятидесяти процентов. Это не… скажем так: я – противоположность пятидесяти процентов, что бы это ни значило, вероятно, как… Иисус. Как показывает абак у меня в голове.
