— Ты уж извини, — напутствовал его отшельник, — хозяйство у меня, вот если бы луну одну ты бы еще подождал, так вместе бы спустились… ты, значит, прямо по тропинке ступай, она сначала-то, вишь ты, вверх пойдет, да петлять примется, а уж потом вниз сдавать станет. Там-то ты ухо держи востро. Скалы держись. Ни на шаг от нее не отходи. Ежели тропинку не потеряешь, дойдешь. Эх, все ж спешишь ты уж слишком, обождал бы… тропинка-то она, смекай, гладкая да ровная, вокруг только все трава-то растет…
С тем он и покинул старика. Тот переволновался и полдня спустя пустился вслед за ним, боясь, как бы тот не дошел уже до карниза. Но жажда мести так гнала того вперед, что старик-отшельник его не догнал. Так и осталось для него загадкой, добрался ли слепой парень до селения внизу, или сгинул все же пропасти.
А тот благополучно добрался до родного пепелища, и никто не видел, как оборванный, сгорбленный слепой нищий прицепил к поясу меч, вытащенный из под руин.
И тогда он отправился в путь, чтобы найти учителя, больше года истирал он башмаки на дорогах, живя подаянием, от которого его тошнило. Но он должен был дойти до конца.
Он нашел своего первого учителя вдали от людей. Старый военачальник, давно ушедший на покой, заведший мирный домик с хозяйством. Он думал, что навсегда распрощался с войной. Но когда на его пороге появился оборванный слепец, с нелепым мечом на боку, с не менее нелепой просьбой научить его бою на мечах, ветеран не стал смеяться, но он долго озадаченно теребил редкие волосы на затылке, прежде чем решился согласиться.
И он учился. Учился слушать дыхание противника, свист рассекаемого клинком воздуха. Он учился чувствовать. Чувствовать кожей воздух вокруг него, клинок кончиками пальцев, шаги противника подошвами ног. С тех пор он всегда ходил в обуви на тонкой подошве. Он учился, но не мог чувствовать всего. Хотя теперь ему не грозила смерть он одного обычного разбойника, но все же он довольно быстро исчерпал возможности чувствования мира. Он знал и чувствовал мир вокруг, но он все еще не способен был свершить свою месть.
Он знал, что его учитель поражен был его упорством и способностями, но он также знал, что тот места себе не находит, видя, что ученик его уже не может идти дальше.
Однажды он особенно горячо поблагодарил его за очередную тренировку, а ночью пустился в путь.
Теперь ему идти было значительно легче.
Но ему с великим трудом удалось избавиться от привычки с рудников: вжимать голову в плечи, пригибать ее к земле. А он должен был предстать перед врагом с гордо поднятой головой.
