— Извините, я не знала, — шепнула Ева. — Так Аграфена Фотиевна еще жива, можете приехать и поинтересоваться у нее.
— Чего уж там, я и так верю. Думаю, что это просто распространенная немецкая фамилия. Во всяком случае, искать родство с Мариной Цветаевой не советую.
— Почему? — вскинула голову Розалия Сергеевна. — Поэтесса, дочь великого ученого… — раскрасневшаяся, она была очень привлекательна и, наверное, чувствовала это.
— Потому что все ее родственники — сестра, дочь и муж — арестованы. Вернее, сестра уже в лагерях…
— О Господи, за что?
— Темная история, — неопределенно сдвинул плечом Юрий Тихонович. — То ли белогвардейщина, то ли что-то более плохое.
— Бедная женщина… С кем же она осталась?
— С младшим сыном.
Как поняла Ева, посещая издательства по служебным делам, изначально литературный кокон каждый поэт и писатель создал себе сам. Потом эта пишущая братия организовалась, собралась в сообщество, там они распределили роли и принялись делать вид, что живут нужной кому-то жизнью. Славословия и хула в этом сообществе возникали форсировано, не естественным порядком — его члены подгоняли время, спешили застолбить свои имена на скрижалях истории, пользуясь любым поводом и без повода, в последнем случае в ход шли личные отношения. Это была часть имманентной программы по вхождению в этот мирок. Зачастую истинный вклад некоей персоны в творчество не соответствовал ее сформированному имиджу — репутации, как тогда говорили. Однако кто не вписывался в это искусственное формирование, тот независимо от таланта не имел шанса возникнуть перед читателями.
Конечно, писательский мир столицы был подвержен и внешнему влиянию, тем не менее развивался и усложнялся во многом оставаясь замкнутым на себе. Попасть туда чужаку практически не представлялось возможным, тамошние старожилы ревниво оберегали завоеванные территории, соблюдая неписаный принцип кастовости. Не удивительно, что его внутренняя атмосфера, действительно, бурлила от сплетен, слухов и домыслов, рожденных завистью и борьбой за место в иерархии этой тесной группы людей, все знавших друг о друге. Фокус состоял в том, что эти материи имели серые оттенки: существовали видоизмененно, скрываясь под личинами сострадания, доверительно нашептанной правды или дружеского предостережения. Их следовало узнавать по интонациям. Однако строить отношения на этом материале не стоило, потому что такого простака, нарушающего правила игры, били бы со всех сторон и вряд ли потерпели в своем обществе, даже если бы он туда попал. Поэтому Ева приняла к сведению полученную от родственников информацию, понимая ее вспомогательную полезность, но брать на вооружение не спешила.
