Так они и сделали. Харьков-то почти рядом, смотаться туда да обратно за сутки не проблема. И хорошо вышло, что папа сам поехал. Потому что хоть Евтихий (Тихон) Порфирьевич и обрадовался его визиту, и принял хорошо да участливо, и рад был видеть двоюродного племянника, однако к себе принять его жену никак не мог, за что долго извинялся, — квартирка у них с женой была однокомнатная, повернуться негде. Зато он позвонил своему единственному сыну, и тот с радостью согласился помочь, даже на работу пообещал устроить. Сын Тихона Порфирьевича, а значит — папин троюродный брат, тоже был специалистом по самолетостроению и тоже преподавал в авиационном институте, только в Москве.
Вот так мама оказалась в столице.
Жену Юрия Евтихиевича (Тихоновича), девушку из семьи коренных москвичей, историка по образованию, звали Розалия Сергеевна Мейн, а работала она в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина. Маму поселили на даче ее родителей.
На момент маминого приезда в Москву Юрий Тихонович, несмотря на молодость, был уже перспективным ученым, талантливым преподавателем, авторитетным человеком. Поэтому легко смог устроить свояченицу в институтский информационный отдел — редактором по выпуску институтских сборников научно-исследовательских трудов. Самостоятельное издание своей литературы в МАИ только налаживалось, и такой должности там раньше не было. Работа эта, кроме прочего, привлекала свободным регламентом: редактору можно было трудиться и дома, и в библиотеках, и в издательствах, и на типографиях, где выпускались книги. Естественно, нетрудно было выкроить свободное время и для себя лично. Мама его употребляла на посещение книжных выставок, публичных чтений, знакомства с писательской средой столицы, а также на посещение открытых лекций в Литературном институте, чтобы освоиться и подготовиться к творческому конкурсу для поступления туда в 1941 году. Это было сравнительно новое учебное заведение, о котором раньше она только слышала и которое было для нее окутано ореолом щекочущей тайны и притягательности. Наверное, нами в наше время так воспринимался ВГИК — Всесоюзный государственный институт кинематографии.
Война не дала этим планам осуществиться. Ровно через год мама покинула Москву, чтобы собрать и проводить мужа на фронт, чтобы самой пережить страшные муки оккупации и понести потери, с которыми до последних дней не смирилось ее сердце. И больше в Москву не вернулась. Только тосковала по ней, да так, что тоска проникла в ее кровь и позже передалась мне. Но это уже другая тема.
