Кзума поразился тону Опоры.
— Разве ты не видишь, до чего он докатился?
— Вижу, Кзума. Но я видела на своем веку и много чего похуже, — со вздохом сказала Опора.
Кзума не отрывал глаз от языков пламени в очаге.
— За человека Папашу не считаешь, верно я говорю? А того не ведаешь, какой он был раньше, когда только в город пришел. Ты таких и не видел. Первый здесь силач. Его все почитали и боялись, А теперь ты за человека его не держишь. Поверь мне, старухе, сколько лет я на свете прожила, а второго такого, как Папаша, не видела.
Опора задумчиво улыбнулась, уставилась на огонь, а когда заговорила снова, в ее словах сквозила горечь.
— Когда Папаша шел по улице, женщины оборачивались на него, мужчины ему кланялись, и все почитали его за мудрость. И если кто попадал в беду, шел прямо к Папаше, и он всем помогал. Белые и те почитали Папашу. У него и деньги тогда водились, и друзья. Мужчины за честь считали дружить с ним, женщины сохли по нему. А когда беспорядки из-за пропусков поднялись, он поднял людей, речь им говорил — не одна сотня людей его слушала. Полиция и та его боялась. А уж умный был — все как есть понимал и за свой народ умел постоять. Но от ума своего большого он потерял покой, все равно как Элиза. Только Папаша, хоть он в своей луже и валяется, поумней твоей Элизы будет. Это я тебе говорю, Кзума. И читает, и пишет он тоже получше ее. Лию на улице подобрал и выходил. А вот ты, Кзума, ты его за человека не считаешь. А я тебе говорю, что я на своем веку не видела второго такого, как Панаша…
Кзума поглядел на Опору. По ее лицу струились слезы, но глаза лучились: казалось, она все еще видит перед собой того Панашу, которого все почитали.
Кзума перевел взгляд на Папашу. Одежда у него совсем промокла. Кзуме хотелось ответить Опоре, но что гут ответишь? Опора посмотрела на него сквозь слезы, он неуклюже погладил ее по руке и уставился в угол. Опора поднялась.
— Пойду заварю чай.
Кзума разглядывал Папашу, который спал хмельным сном в собственной луже и пытался вообразить, каким тот был раньше, когда еще не пил и люди почитали его и шли за ним. Уму непостижимо! При Кзуме Папаша всегда был мертвецки пьян, его всегда качало из стороны в сторону — другим Кзума его и не видел. Но говорит же Опора, что второго такого, как Папаша, не знала на своем веку. А не верить ей нельзя: по всему видно, что она не врет.
— Я слышу, они вернулись, — сказала Опора.
Кзума насторожился — послышались приближающиеся шаги. Интересно, обрадуется ли Элиза, когда увидит его? И что скажет Лия? И та, другая, — интересно, будут ли ее глаза все так же смеяться? Дверь открылась.
