Они снова замолчали. На небе зажглись звезды, взошла луна и поплыла по Млечному Пути на восток.
Розита, из дома напротив, завела патефон и, виляя пышными бедрами, вышла на веранду.
— Привет, — крикнула она через дорогу Лии.
— Пошли в дом, — недовольно сказала Лия. — Ужин, наверное, уже гогов.
— Мой белый дал мне фунт, — сказал Кзума. — Возьми у меня деньги: и ведь у тебя и сплю, и столуюсь.
Лия поднялась.
— Нет, получить первую получку, тогда и расплатишься. — отрезала она. — А теперь пошли.
Посреди кухни в продырявленной канистре из-под керосина горел огонь. Вокруг огня на полу расположилась Опора, Папаша, какой-то незнакомый Кзуме мужчина, Пьянчуга Лиз, ледащая Лина, Йоханнес и еще одна женщина — Кзума видел ее впервые.
Все, кроме Папаши, Йоханнеса и Пьянчуги Лиз, были трезвые.
Кзума, сынок, — приветствовал его Папаша, — я знаю, ты хочешь поставить мне выпивку, небось не забыл своего обещания?
— Он и так хорош, — сказала Опора и ткнула Папашу локтем.
— Сукин ты сын, Кзума, — лепетал Йоханнес.
— А тебе, Йоханнес, лучше бы помолчать, — сказала Лина.
— Сукин сын, — повторил Йоханнес, растирая лицо кулаком.
Лина кротко улыбалась. Трезвая, она выглядела на удивление хорошенькой. Кзума не верил своим глазам— неужели это та самая выпивоха, которую в воскресенье трясла белая горячка.
— Познакомься, это Самуил, — показала Лия на незнакомого мужчину. — А это Мейзи.
Кзума кивком поздоровался с новыми людьми. Женщина была молодая, но красивой ее никак не назовешь. Зато глаза ее искрились весельем, и этим она сразу располагала к себе.
— Элизы нет дома, — бросив взгляд на Кзуму, сказала Опора.
— Попридержи язык, старая, — прикрикнула Лия.
Опора прыснула:
— На ней одной свет клином не сошелся, верно, Кзума? Может, я и старая., ко получше иной молодой буду. Правду я говорю?
— Чем молоть языком, лучше бы покормила мужика, — окоротила ее Лия.
Посмеиваясь под нос, Опора поднялась и начала раздавать еду. Всем раздала, никого не обошла.
А Кзума никак не мог оторвать глаз от Лины.
— Поди пойми ее, — перехватила его взгляд Лия, — сын ее ходит в школу, без пяти минут учитель, у дочери большой дом и муж почти совсем белый, а она — это ж надо! — работает в подпольной пивнухе у черной бабы за жратву и выпивку. Вот и поди пойми ее после этого.
Лина понурилась. На глаза ее навернулись слезы. Лия кинулась к ней, притянула к себе. Лина прильнула к Лии, и Лия стала укачивать ее, ласково приговаривая:
— Не сердись, малышка,
