— Здравствуй.
— Здравствуй, Кзума.
Оглядел комнату. Все как всегда. Его рабочее платье убрано. Посреди комнаты горит огонь, на нем еда.
— А где Элиза?
— Ушла.
— Надолго?
Опора резко отвернулась и пошла к огню. Вид у нее очень старый, очень усталый. Еле волочит ноги.
Кзума сел и почесал в затылке.
— А куда она пошла?
— Она ушла, Кзума. — Старуха не смотрела на него.
— Куда? — В голосе его уже слышалось раздражение.
Опора заставила себя посмотреть на него и больше не отводила глаз.
— Уехала поездом далеко-далеко, — сказала она медленно. — Велела сказать тебе, что уедет поездом далеко и не вернется. В дороге будет два дня и одну ночь.
Опора перевела дух. Кзума сидел и смотрел на нее. Раскрыл было рот, но снова закрыл, не сказав ни слова. Опора снова заговорила:
— Сказала, что старалась, Кзума, но не получается. И много плакала, сынок, потому что она правда тебя любит… Трудно это объяснить, Кзума. Что на уме другого человека, это всегда трудно понять. Но я знаю, Элиза — хорошая девочка и любит одного тебя. У нее та же болезнь, что была у Папаши, а я Папашу любила, потому и знаю…
— Помолчи, — сказал Кзума негромко, он сидел, глядя прямо перед собой и ничего не видя.
В комнате стало до странности тихо. И весь мир был такой же, пустой и странный.
Опора поглядела на него. Гнева в его глазах не было. В них не было ничего, и они глядели в одну точку, не видя ее. Она не знала, чего ждать от него, но только не этого — что он будет сидеть здесь так спокойно, глядя в одну точку и не видя ее.
— Мне очень жаль, — сказала она тихо.
Кзума не слышал. Она встала и наложила ему полную тарелку еды.
— Она просила, чтобы я тебе готовила, — сказала Опора, но Кзума ее не слышал.
Она подала ему еду. Он стал есть машинально, не видя, не разбирая. Она ждала от него новых вопросов, а он — ест и глядит, ничего не видя, и вкуса никакого не чувствует. Так люди не ведут себя. Когда им плохо, они что-то делают. Плачут либо кричат, не едят ничего, либо пьют, либо сердятся, либо тело их застывает, как кукла. Но так или иначе проявляют себя.
Кзума заметил, что ест, и отставил тарелку.
— Ты не доел, — сказала Опора.
— Прошу тебя, уйди.
Она приготовилась яростно возражать, но, взглянув на него, передумала. Не спеша забрала свою шаль и вышла.
— Ушла, — сказал Кзума и оглядел комнату.
Он попробовал думать, но это оказалось невозможно. Все невозможно. Элиза ушла и не вернется к нему. Больше он ничего не понимал… Элиза ушла.
Приближался вечер, а Кзума все сидел на краю постели. Время кончилось.
