— И ты в этом городе родилась! — сказал он.
— Да, в этом городе я родилась.
Голос у нее был грустный. Он обнял ее.
— Покажи где, — попросил он, оживляясь.
Она улыбнулась, потерлась о его руку.
— В доме Лии.
— Покажи, — настаивал он.
Она покачала головой, но шутливо устремила палец во тьму. Дом Лии тонул во мраке Малайской слободы, один из многих домов, в точности на него похожих.
По луне пробежала стайка тонких облаков. Ниже неоновые огни города вспыхивали и гасли. Вспыхивали. Гасли. Снова и снова.
Кзума хотел заговорить. Элиза подняла палец и покачала головой. Он закрыл рот. От города поднимался гул. Лениво взлетал и растворялся в бескрайнем небе.
Они сидели тихо, молча, почти не двигаясь. Просидели так долго. И когда Кзума опять посмотрел на Элизу, то увидел, что она беззвучно плачет.
— Ты что? — спросил он.
— Ничего, — ответила она и улыбнулась сквозь слезы.
Он вытер ей лицо. Так трудно ее понять, когда она такая. Но она с ним. И не пытается отстраниться.
— Кзума, — сказала она еле слышно. Он смотрел на нее, и она поняла, как он старается понять ее, и сжала ему руку.
— Да?
— Не ходи сегодня работать. Останься со мной…
Ее голос молил.
— Не могу не идти. Я старший горняк.
— Только сегодня, Кзума. Пожалуйста.
— Не могу, Элиза. Мой белый от меня зависит.
Ну как она не понимает.
— Она вдруг улыбнулась веселой, сверкающей улыбкой и кивнула.
— Глупая я. Конечно, тебе надо идти.
Он был доволен. Поняла! После этого они опять помолчали.
Бежали минуты. Она стала как бы невзначай играть его пальцами, его рукой. Играла до тех пор, пока он не почувствовал тепло ее рук и призыва ее пальцев. Он взял ее руки и так стиснул их, что она охнула от боли.
— Люби меня, — шепнула она.
— Пошли.
— Нет, здесь.
— Но…
— Здесь никто не бывает. Я хочу тебя здесь.
Он не мог устоять против ее пальцев, ее глаз и странной зовущей улыбки.
И до того как он унес ее за вершину самой высокой горы, Элиза посмотрела на город, а потом крепко зажмурилась и прильнула к нему…
Глава тринадцатая
— Элиза, Элиза! — позвал он сквозь сон и перевернулся на другой бок. Работать той ночью было мучительно — он совсем не успел поспать. Напряжение и беспокойство сказались сегодня. Он метался, крутился и стонал с тех самых пор, как Опора вошла в комнату. А теперь вот зовет Элизу, и что делать — неизвестно.
— Элиза! — позвал он снова.
Опора подошла к постели, постояла. Протянула руку — потрогать его, потом убрала обратно. Он открыл глаза, узнал ее, улыбнулся.
