— Кто выиграет для нас сражение, Матаан? Сатрапы и их пять тысяч опытных воинов или сорок пять тысяч крестьян, которым мы дадим сердца львов?
— Числа — это еще не все, гофмейстер, — спокойно ответил Матаан. Он не казался Артаксу возмущенным, больше напоминая отца, пытавшегося отговорить сына от глупой затеи. — Сотня хорошо вооруженных воинов, которым удастся пробить стену щитов и воспользоваться брешью в ряду, могут изменить исход битвы. Если это произойдет, совершенно не важно, сколько будет у нас крестьян со львиными сердцами справа и слева от них. Таким решением могут стать опытные воины сатрапов, не твои крестьяне, Датамес. И именно бойцы на колесницах, которые будут идти по флангам, чтобы нападать на врага с тыла. Они тоже — люди сатрапов.
— Лучшие колесничие — мои ребята, — проворчал Володи.
— Что мы сегодня утром и могли наблюдать, — трезво напомнил Матаан. — Я не сомневаюсь в мужестве твоих воинов, Володи. Только в их дисциплине. В такой крупной битве, как та, которая нам предстоит, все решает дисциплина. У Муватты несомненно больше колесниц, чем у нас. Поэтому мы должны применить наших воинов в нужный момент. Необузданные забияки, которые бросаются вперед тогда, когда им нравится, нам ни к чему.
Было видно, что Володи задет. Он сидел, выпятив подбородок, однако, вопреки обыкновению, не вспыхнул.
— Больше не случиться, — хриплым голосом произнес он. — Научились мы за сегодня.
Артакс сомневался. Наемники, которых он набрал из пиратов, потопивших его оловянные флоты, были вспыльчивыми буянами. Воинами они были ценными, бесстрашными и до сих пор проявили себя как преданные люди. Но Матаан был прав. Именно то, что они не избегают сражений, в крупной битве, где правильное использование резервов могло означать победу или поражение, могло стать значительной слабостью.
— Прадеды наших сатрапов заслужили свое княжеское положение благодаря своим героическим поступкам на поле битвы, — с улыбкой произнес Датамес. — Может быть, стоит напомнить их внукам о том, что их правление основывается на милости бессмертного и исключительно их ценность на поле боя оправдывает жизнь во дворцах.
— Против кого ты идешь в бой, гофмейстер? Против лувийцев или против сатрапов Арама?
— Он прав. Не знаю, что движет Датамесом, но лучше не слушай его.
Артакс не обратил внимания на голос Аарона. Датамес говорил то, о чем думал он сам.
— Что это за справедливость, если крестьянин будет сражаться здесь и, может быть, умрет, а единственной платой, на которую он может рассчитывать, это честь умереть за своего бессмертного? А сатрапы, у которых всего в избытке, не покорячившись ни единого дня в своей жизни, имеют право отказывать в плате своим соратникам. Более того, они вообще угрожают не принимать участия в битве, которая должна была бы быть смыслом их существования, в то время как остальным перепадает лишь толика платы, которую получают те за свою воинскую жизнь. Это абсурдно, и это нужно менять.
