Вчерашние поборники — на словах! — конституционного строя, все эти господа либералы из лагеря дворянства, сегодня на деле, об руку со своими приспешниками во фраках заслуженного чиновничества, всячески поощряют расправу с рабочей «вольницей», с профессиональными ее объединениями, с печатным ее словом… А там, где еще недавно пылали помещичьи усадьбы и деревенская беднота примеряла по душам земли крепостников, — там уже действовал новый земельный закон, насаждая новых союзников царя и помещиков — хуторских кулаков, вконец разоряя маломощных общинников, толпами выбрасывая их на окраины, дальше, как можно дальше от белокаменных дворянских гнезд.
И наряду со всем этим, жутким своею кажущейся непреодолимостью, нужда и отчаяние безработных семей тружеников, растерянность, сумятица в рядах интеллигенции — попутчиков революции… На глазах Сергея, в той же Москве, одни из щеголявших свободолюбием переметнулись открыто во вражеский стан, другие крались туда же, стремясь попутно обосновать свою сделку с насильниками исторической необходимостью.
Мрачное пожарище реакции накидывало зловещий отблеск на всю, казалось, духовную жизнь страны. И уже звучали голоса поэтов, ищущих забвения в потустороннем мире мистики, уже слышались зовы лжемыслителей, приглашающих к исповеданию некоей новой религии, пятнающих грязью собственного духовного обнищания лучшие идеалы человечества.
Еще задолго до ссылки, томясь в Бутырской тюрьме Москвы, Сергей столкнулся с одним из проявлений реакционного бреда кадетствующей интеллигенции. То был невозбранно распространяемый среди заключенных сборник «Вехи». Составленный из статеек либералов и так называемых легальных марксистов, сборник рьяно ополчался против освободительного движения пролетариата, ратуя за признание неодолимости капиталистического строя.
Среди однокамерников Сергея нашелся только один, кто посмел, хотя и с оговорочками, защищать «веховцев». Но и этот, именующий себя независимым марксистом, прикусил язык, когда он, Сергей, извлек из очередной почты с «дозволенными» газетами «Новое время» и зачитал вслух восторженное приветствие монархистов-нововременцев авторам сборника.
«Свояк свояка видит издалека!» — заключил, прослушав газетную статейку, кто-то из товарищей, и вся камера огласилась гремучим хохотком. Но Сергею было не до смеха. Весь тот день чувствовал он себя так, будто кто-то безнаказанно харкнул ему в лицо. Несколько успокоился он лишь после задушевного разговора с молодым рабочим Прохоровской фабрики, участником, декабрьских баррикад. Был прохоровец полон веры в то, что славный пятый год обязательно вернется, а свое слово насчет «веховцев» он закончил стародавней пословицей: «Собака лает, ветер носит…»
