Долго шел подолом горным, по тропинке, и все зарился на стороны, будто впервой белый свет увидел!
— Травушка-то, травушка…
Попалась одинокая лиственница, прямая, ядреная, камень — не дерево.
— Кедра ливанская, древа перемытная!..
Глянул налево, в горную щеку, темную от леса… Покрутил, ощерившись, головой:
— Сила, сила-то какая!..
Направо, налево и прямо, по долу, зеленели, синели, дымились горы. Прыгали у ног кузнечики, крутил тугим кругом беркут в набухшем за ночь небе и где-то совсем близенько позвякивали колокольцы: не иначе — паслось тут овечье стадо.
— Чаша алмазная, кладовка несметная! — бормотал, умиляясь, старик. — Богатства-те, богатства-а!..
Ударил руками по кострецам, произнес громко, напевом:
— Епифан, Епифан! Ужели доведется тебе людей обрадовать?!
Поднялись в памяти полынные земли, люди на привязи, с рабьими ликами, и над всем брюхатый урядник со старшиною: дай-подай им подати, а не то последнюю овцу утащат… Да что овца! Они и коня со двора сведут, у кого только он, конь-то, имеется.
«Ой, загинет, загинет навовсе народушко, коль ты, Епифан, пустопорожним воротишься!»
Издалека приметил гостя Павел. Шагал старик у зеленой пашни, клонил низко голову, приглядывался.
«Эк как охаживает, язва!» — выругался Павел, смахнул с коня и — размашистой поступью к Епифану.
А тот, присев на корточки, разминал в ладошке кусок жирного чернозема, пьяно улыбался.
— Раненько поднялся!.. — начал Павел. — Пошто этак-то?..
Старик разогнул спину.
— Эх, милый! Время — золото…
— Да у те кака-така спешка-то?.. — Голос Павла басовито напрягся. — Ровно бы ты отмерщик какой… Ходишь тут!..
— Хожу, белый свет гляжу! — увернулся Епифан. — Кому от того худо?..
— Надо знать, где ходить! — процедил сквозь зубы Павел.
— По земле хожу, по божьей… — улыбнулся старик. — Ходи всякой, всякому места хватит…
И по-другому, уступчиво, спросил:
— Пошеничка, гляжу, засеяна… Ржицу-то, ярицу, тоже, чай, сеете?..
— Сеем!.. Да ты кто таков, но?!. Пошто таишься-то!..
Стояли лицом к лицу. Один большой, плечистый, тяжелорукий, другой сухонький, легкий, похожий на озадаченного бурундука.
— Нам, милай, скрывать нечего… Крестьяне мы… А пришли из Россеи. От обчества… А што?..
Заглянул пытливо в глаза Павла, ничего не разглядел, смутился старик. Продолжал дрогнувшим голосом:
— Ходоком я… от мира… Из голодных, сказать, мест… Из самых пропадащих…
Павел молчал, посапывая. И вдруг — глухо:
— Так ты не из Ползунова ли?.. Ползуново тут, в низах реки…
