— Вот и я, — сказал принц. — Воткните меня.
— А мне сказали, что это будет чистильщик обуви, — сказала принцесса.
— А я им и был, — ответил принц. — Я чистил ваши туфельки по три раза в день, это было все, что вы мне дозволяли. Да воткните же меня!
Придворные промолчали, но между собой согласились, что этот человек ведет себя грубо и грубость эта — следствие его врожденной наглости.
Но как его воткнуть? На этот счет в надписи не было никаких указаний. Принц осмотрел отверстие и убедился, что есть только один способ. Сев на камень, он спустил в отверстие обе ноги до колена, а оставшийся угол закрыл обеими ладонями, для чего ему пришлось согнуться. В этой неудобной позе он решил покориться судьбе и, обернувшись к собравшимся, сказал:
— Можете идти.
Король давно уже ушел домой обедать.
— Можете идти, — повторила принцесса за принцем, словно попугай.
Ее послушались, и народ разошелся.
Через камень плеснула мелкая волна и замочила принцу колени. Он не обратил на это особого внимания. Он запел, и вот о чем он пел:
Мир, где не светится влага
В ямке под кручей оврага,
Мир без забавы лучей,
Прыгнувших с неба в ручей,
Мир без блистающей сини
Озера в горной долине,
Мир, где из облачных сит
Радужный мост не висит, –
Вот что за мир наготове
Тем, в ком нет света любви.
Мир, где затих шепоток
Струйки, бегущей в поток,
Где не послышится в чаще
Песенка речки журчащей,
Где замолчало навек
Шумное шествие рек,
Где не услышишь капели,
Звонко сбегающей с ели,
Где не ревет пред тобой
В яром веселье прибой, –
Вот что за мир восприемлет
Сердце, что чувствам не внемлет.
Милая, так береги же
То, чего я не увижу,
То, что в душевной борьбе
Я возвращаю тебе.
В мир ухожу я угрюмый,
Нет там ми блеска, ни шума.
Мысль обо мне, пусть тайком,
Станет тебе родником,
Чтоб утолил он однажды
Горечь очнувшейся жажды.
— Пойте, пойте, принц. Тогда не так скучно, — сказала принцесса безучастным голосом, лежа к лодке с закрытыми глазами. — Это очень любезно с вашей стороны.
Принц не мог петь дальше и замолк.
«Жаль, что не могу ответить любезностью на любезность, — подумал он, — но умереть ради вас — это проще всего».
Вторая мелкая волна смочила колени принца, плеснув через камень, за ней третья, четвертая. Но принц молчал и не шевелился. Так прошли два часа, три, четыре, принцесса очевидным образом спала, а принц был весьма терпелив. Но в нем вскипало недовольство. Он надеялся, что ему хотя бы посочувствуют, но не дождался даже этого.
Наконец он не вынес.
