А Бестужева?
Потемкин пародирует походку министра, затем садится, издав при этом неприличный звук. Все присутствующие очень громко смеются.
А Фике?
Тишина.
Что, Фике показать не сумеешь?
ПОТЕМКИН. Ваше величество, я бы никогда в жизни не осмелился.
Пауза.
ПЕТР. Правильно, юноша. Перед тобой я — лучший пример того, чем могут закончиться шутки над Фике. Выпьем за ее здоровье!
Все пьют.
Ой, что со мной? Меня отравили! (Вскакивает и пытается выбежать. Остальные стараются его задержать.)
Молока, дайте мне молока!
Орлов толкает Петра, тот падает на пол.
Что я вам сделал? На помощь! На помощь! Императора убивают!
Потемкин тянет со стола скатерть.
ПОТЕМКИН. Быстрей! Или он, или мы!
Потемкин и Орлов срывают скатерть и душат ею Петра.
Дидро и Гримм.
ДИДРО. Да. Политика не знает жалости.
ГРИММ. К тому, кто становится небезопасен. Императрица дала мне прочесть вашу памятную записку.
Пауза.
ДИДРО. И что вы о ней думаете?
ГРИММ. Весьма, весьма любопытно. Некая смелая концепция, не учитывающая нынешнюю ситуацию. Прямой дорогой ведет к… к чему-то наподобие бунта…
ДИДРО. Вы так считаете?
ГРИММ. Весьма оригинальная попытка быстро превратить людей, привыкших к ярму, — в людей свободных по принуждению.
ДИДРО. По вашему мнению — это абсолютно неприменимо на практике?
ГРИММ. Скорее всего — не слишком применимо. Затрудняюсь ответить. Введение подобной системы в Австрии или во Франции завершилось бы кровопролитной революцией. Здесь, возможно, принесет свои плоды. Они так покорны.
ДИДРО. И вы поделились своим мнением с императрицей?
ГРИММ. Не в такой резкой форме. Ведь между друзьями не должно быть места дипломатическим тонкостям, но в беседе с императрицей я лишь высказал сомнение — весьма деликатно, — в готовности ее народа к столь серьезным переменам.
ДИДРО. Весьма благодарен.
ГРИММ. Дорогой, милый Дидро! Перестаньте серьезно относиться к вашему пребыванию здесь. Мы им ни на что не нужны. То есть, извините, — нужны только для проектирования лампионов и покупки картин в Париже.
Но реформировать этих византийцев?
Жаль расходовать ваш великолепный интеллект!
Мы верим в логику Аристотеля, в математику д'Аламбера, физику Ньютона.
Они верят, что царь — это Бог, и что человек обязан страдать за свои грехи уже здесь, в этой юдоли слез. Да — и еще, — что после смерти можно стать оборотнем.
Я боюсь давать им какие-либо советы.
В конце концов, с медведем можно флиртовать, но реформировать его?
ДИДРО. Итак, вы считаете, что европейский опыт не может пригодиться этой стране?
